До чего хорош овощной, красный, праздничный борщ с лучком, с молодой свеклой, со сметанкой! Послушайте, дайте мне одну тарелку такого борща, и я пошлю к черту все блюда на свете! Что останется от пасхи, от пятидесятницы, от всего еврейского духа, если нас, простых людей, лишить, не дай бог, этого борща. Вся суть в том, что к пасхальному борщу обязательно полагается либо мясцо, либо косточка, либо ложка жиру, а красный борщок сойдет и так. Нашлась капля молока для заправки - ладно! А не нашлась - не беда, спасибо за то, что он хоть готовился в кастрюле из-под молока. Моей ватаге только дай волю, начни ее поить одним молоком, тут не то что козы - трех коз не хватит. А я между прочим являюсь владельцем всего лишь половины козы, то есть у нас с соседом одна, так сказать, общая коза. Горе, а не коза, одни убытки из-за нее, одни переживания и неприятности. Недавно она, поразмыслив, решила, коза эта, больше не доиться, то есть доить-то ее можно, но молока она не дает ни капли. Поди попробуй, выжми из такой скотины ватрушки да вареники! "Ох! Ватрушки, - сказал я жене. За ватрушки и вареники я все что угодно отдал бы... Не позаботишься ли ты, Соре-Зися, - сказал я, - чтобы к празднику были, так сказать, вареники?" А она в ответ: "Откуда им взяться?" А я говорю: "Это уж тебе виднее, ведь ты у меня хозяюшка". Она отвечает: "Разве ты не знаешь, что без яиц вареников не сделать". А я говорю: "Как не знать? Конечно, знаю. Не хитро, говорю, сделать вареники, если есть яйца, а ты изловчись, без них сделай". Она говорит: "Эх ты, умная голова! А как быть с творогом?" А я говорю: "С творогом как раз не плохо, а вот без творогу худо". Она говорит: "Чего же ты хочешь?" А я говорю: "Напекла бы ты хоть блинчиков". А она в ответ: "Под блинчики надо масло". Я говорю: "Где это написано, какими вилами и по какой воде?" Она говорит: "Тебе лучше знать, где написано, ведь ты учился в хедере". Я говорю: "Знаешь что, женушка, послушай, пускай нет у нас с тобой ни яиц, ни творожку, ни маслица, давай просто потолкуем о молочной еде. Что бы ты, скажем, приготовила к праздничному столу, будь у тебя всего вдоволь?" Она говорит: "Да ты, я вижу, весь ушел в жратву. Сроду, говорит, такого обжору не встречала". Я говорю: "Ничего с тобой не станется, если мы малость поболтаем. Денег это не стоит. Считай, будто у тебя есть все - и творог, и масло, и яйца. Какой же праздничный обед ты приготовила бы мне?" Она говорит: "А чего бы тебе хотелось?" Я говорю: "Бабку". Она говорит: "Бабка требует уйму масла". Я говорю: "Ну, тогда сделай молочную запеканку". А она говорит: "Почему вдруг запеканку?" А я говорю: "Не хочешь запеканки, сделай пирожки". Она говорит: "С чем пирожки, с кашей?" А я говорю: "При чем тут каша, с кашей это уже получаются кашники". Она говорит: "Это только твоей дурной мужской башке так кажется". А я говорю: "Конечно, ты больше моего понимаешь, не стану спорить. Забыл, говорю, заказать жареную рыбу в масле. Как ты считаешь?" Она говорит: "Все ему подай! Не угодно ли корюшки?" А я говорю: "Можно и карпа, можно и линя. Если попадутся щучки, говорю, тоже не откажусь, и даже если будет всего-навсего плотичка, тоже дело до развода не дойдет. Главное, говорю, чтобы было хорошо прожарено". А она говорит: "Ненасытная твоя утроба. Ты еще, чего доброго, не откажешься и от омлета с картошкой". А я говорю: "Ах, с величайшим удовольствием. Главное - чтобы после этого были хорошие налистнички". Она говорит: "Бездонная бочка! Как насчет блинов?" А я говорю: "Нет, мне подай налистнички. Блины блинами, а налистнички налистничками. Налистнички, говорю, по вкусу напоминают клецки. Ты бы сделала, говорю я, хотя бы горе-клецки. А не то сделай ленивые клецки на молоке". Она говорит: "Все тебе мало! Не хочешь ли молочного кулеша?" А я говорю: "Смотря какой кулеш будет - с галушками или с калабушками?" Она говорит: "Ну их, калабушки, это еда для бедняков". А я говорю: "Видно, ты-то чересчур богатая". Она говорит: "Я сама хоть не богата, зато у меня родня богатая". А я говорю: "Много ты имеешь от своей родни!" Она говорит: "Больше, чем ты от своей".
Слово за слово, и пошло-поехало: "Моя родня, твоя родня", - как это обычно случается между мужем и женой. Мы, правда, вскорости помирились. Ведь праздник на белом свете, да еще какой! Пятидесятница - всем праздникам праздник! Только в пятидесятницу бывает так сладостно, так приятно, когда после бессонной ночи, после бесконечных молитв, после чтения всех шестисот тринадцати канонов, после того, как ты чуть не вызубрил всю тору, ты отправляешься на рассвете в синагогу и там слушаешь не наслушаешься на пустой желудок божественных песнопений о священной рыбе Левиафане, о быке-великане и о других вкуснейших яствах, которые сам великий бог Саваоф приготовил для людишек в раю, где текут молочные реки и где в закупоренных бутылках ждет нас не дождется старое, выдержанное вино. Да что толковать! Другие народы с нашим и не сравнить! Вкусней еврейской кухни нет ничего! Одна беда - жалко, что пятидесятница бывает всего лишь раз в году!.. Нет ли у вас папироски?
Впервые напечатано под названием "Молочная трапеза" в газете "Дер фрайнд", Петербург, 1904.
Пятидесятница (ивр. Шавуот) - еврейский религиозный праздник; по традиции, в этот праздник утром после прихода из синагоги устраивалась "молочная трапеза".
...незадолго до того поел мясного. - По еврейской реелигии, после мясного в течение шести часов нельзя есть молочное.
