Томас Гарди - Дом англичанина. Сборник

Я собирался затем столкнуть его, чтобы пески поглотили тело, — это был единственный вид похорон, который пришел мне тогда в голову. Я велел Ганга Дасу отойти подальше.

Затем я стал осторожно подталкивать беднягу к зыбучим пескам. Он лежал лицом вниз, и, взявшись за его охотничью куртку, я нечаянно разорвал непрочную, истлевшую ткань, отчего на спине у трупа обнаружилось зияющее отверстие. Я уже упоминал, что сухой песок мумифицировал тело. Поэтому я без труда установил, что это отверстие было раной от ружейного выстрела, причем дуло ружья было явно подведено почти вплотную к телу убитого. Охотничья куртка, не затронутая выстрелом, была надета на мертвеца уже после его смерти, которая наступила, видимо, мгновенно. Тайна гибели несчастного внезапно раскрылась передо мной. Кто-то из кратера, скорей всего Ганга Дас, застрелил его из его же собственного ружья, стрелявшего бурым порохом. Он вовсе и не пытался никогда убежать, прорываясь сквозь ружейный заслон.

Я торопливо столкнул тело вниз, и оно скрылось из виду буквально за несколько секунд. Я содрогнулся, наблюдая это. Ошеломленный, почти бессознательно я вынул блокнот мертвеца и стал его разглядывать. Запачканный выцветший листок бумаги был заложен между переплетом и корешком записной книжки и случайно выпал, когда я стал перелистывать страницы. Вот что было там написано:

«Четыре прямо от вороньей кочки; три влево; девять прямо; два вправо; три назад; два влево; четырнадцать прямо; два влево; семь прямо; один влево; девять назад; два вправо; шесть назад; четыре вправо; семь назад». Листок был обожжен и обуглен по краям. Что все это означало, я не понимал. Я присел на сухую траву, продолжая вертеть в руках эту странную запись, и внезапно обнаружил, что Ганга Дас стоит тут же, у меня за спиной, с пылающими глазами и его руки тянутся к листку.

— Вы нашли его! — вскричал он, задыхаясь от волнения. — Не позволите ли и мне взглянуть на него? Клянусь вам, я возвращу его.

— На что взглянуть? Что ты возвратишь? — спросил я.

— То, что вы держите в руках. Это спасет нас обоих. — Он продолжал тянуться к листку своими длинными, как у птицы, когтями, дрожа от нетерпения. — Я так и не смог его найти, — продолжал он. — Он прятал листок где-то на себе. За это я и застрелил его, но и тогда мне не удалось завладеть бумагой.

Ганга Дас совершенно забыл свою жалкую выдумку о выстреле с лодки. Я с полным спокойствием выслушал его. Моральное чувство притупляется от общения с мертвецами, которые остались в живых.

— Из-за чего ты так неистовствуешь? Что ты хочешь получить от меня?

— Да вот этот листок из блокнота. Он спасет нас обоих. Ну что вы за глупец! Бог мой! Неужели вы не видите, как это важно для нас? Ведь теперь мы убежим отсюда!

Его голос возвышался почти до крика. Он плясал передо мной от возбуждения. Признаюсь, и меня захватила возможность побега.

— Да не прыгай ты! Объясни все толком. Ты считаешь, что этот клочок бумаги может нас спасти? Но каким образом?

— Да прочтите же его вслух! Ну, я прошу, я умоляю вас, прочтите его.

Я прочел. Ганга Дас слушал в полном восторге и пальцем чертил на песке какую-то ломаную линию.

— А теперь слушайте вы! Цифры — это длина его ружейного ствола без приклада. Этот ствол у меня. Четыре ствола прямо от места, где я охотился за воронами. Прямо наперерез реке, понимаете? Затем три влево. Боже, как он работал над этим, целые ночи напролет!.. Затем девять прямо, и так далее. Прямо — это всегда от нас, через зыбучие пески. Он сам и рассказал мне все это, перед тем как я убил его.

— Но если все это было тебе известно, почему ты до сих пор не ушел отсюда?

— В том-то и дело, что это мне не было известно. Он сказал мне только, что открыл это полтора года тому назад и что с тех пор из ночи в ночь, когда лодка прекращала дозор, он упорно работал и теперь знает, как пробраться через зыбучие пески. Затем он предложил мне бежать вместе с ним. Но я побоялся, что в ту ночь, когда работа будет завершена, он бросит меня, и я застрелил его. К тому же не годится, чтобы человек, однажды побывавший здесь, ушел невредимый. Я могу уйти, но я ведь брахман.

Перспектива бегства вернула Ганга Дасу его кастовую гордость. Он выпрямился и ходил передо мной, дико жестикулируя. Наконец мне удалось заставить его говорить более связно, и он рассказал, как этот англичанин, целых полгода ведя свое исследование из ночи в ночь, дюйм за дюймом, обнаружил проход в зыбучих песках. Он утверждал, что было совсем нетрудно подняться вверх по реке, примерно на двадцать ярдов, после того как обогнешь левый выступ подковы. Сам он, однако, этого выполнить не успел, ибо Ганга Дас застрелил его из его же собственного ружья.

В неудержимом восторге от возможности покинуть кратер я даже обменялся пылким рукопожатием с Ганга Дасом, после чего мы решили предпринять попытку к бегству этой же ночью. Нелегко нам было дождаться темноты.

Около десяти часов, насколько я мог судить, когда луна только что взошла над краем кратера, Ганга Дас забрался в свою берлогу и вытащил оттуда ружейный ствол для отсчета участков пути. Все остальные жители кратера уже давно расползлись по своим логовам. Сторожевая лодка ушла вниз по течению несколько часов тому назад, и мы были совершенно одни на вороньих кочках. Ганга Дас, держа в руках ружейное дуло, уронил листок из блокнота, который должен был служить нашим путеводителем. Я поспешно наклонился, чтобы поднять его, и в ту же минуту увидел, как этот дьявольский брахман занес ружейный ствол, готовясь нанести мне страшный удар по темени. Уклониться я уже не успел. Удар пришелся мне куда-то в затылок. Сто тысяч пляшущих звезд заискрились у меня в глазах, и я без чувств повалился вперед у самого края зыбучих песков.

Когда сознание вернулось ко мне, луна уже зашла, и я чувствовал нестерпимую боль в затылке. Ганга Дас исчез, а рот у меня был полон крови. Я снова лег и молил небо послать мне смерть, которая избавила бы меня от дальнейших мучений. Но тут бессмысленное бешенство, о котором я уже рассказывал раньше, внезапно овладело мной, и я, шатаясь, побрел внутрь кратера, к песчаному откосу. Мне показалось, что кто-то шепотом окликнул меня: «Сахиб! Сахиб! Сахиб!» — в точности так, как будил меня обычно по утрам мой носильщик. Я было подумал, что брежу, но тут к ногам моим упала горсть песка. Тогда я поднял глаза и увидел заглядывающую сверху в кратер голову Дану, моего мальчишки-псаря, который присматривал за моими колли. Когда ему удалось привлечь мое внимание, он поднял руку и показал мне веревку. Еле держась на ногах, я жестами велел ему спустить ее вниз. Это были два кожаных шнура от висячего опахала, связанные вместе, с петлей на конце. Я надел петлю через голову под мышки, услышал, как Дану приказывает кому-то идти вперед, почувствовал, что меня поднимают, лицом к песчаному склону, вверх по круче, — и в следующее мгновение, задыхаясь и почти обмирая, ощутил себя уже на вершине холма, возвышающегося над селением. Дану, лицо которого казалось пепельно-серым в свете луны, умолял меня не останавливаться и немедленно возвращаться в мою палатку.