Чарльз Диккенс - Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV)

Я сказал, что вполне с этим согласен.

— По крайней мере именно так смотрю на вещи я,— продолжала миссис Микобер.— Когда я жила дома, у папы и мамы, папа обычно спрашивал при обсуждении какого-нибудь вопроса в нашем семейном кругу: «А как смотрит на вещи Эмма?» Конечно, папа был ко мне пристрастен, но все же, когда между мистером Микобером и моим семейством возникали ледяные отношения, я всегда оставалась при своем мнении. Может быть, я ошибалась, но так оно было.

— Ну, конечно, сударыня. Это вполне понятно,— сказала бабушка.

— Вот именно,— согласилась миссис Микобер.— Возможно, я теперь ошибаюсь, я вполне это допускаю, но у меня такое впечатление, что пропасть между моим семейством и мистером Микобером разверзлась потому, что мое семейство боялось, как бы мистер Микобер не попросил денежной ссуды. Мне кажется,— продолжала миссис Микобер с видом особенно проницательным,— что некоторые члены моего семейства боялись, как бы мистер Микобер не воспользовался их именами... нет, не для того, чтобы нарекать нашим детям при крещении, а для подписания векселей, которые можно было бы учесть на бирже.

Когда миссис Микобер возвестила о своем этом открытии, вид у нее был такой прозорливый, словно никто об этом раньше и не подозревал; этот вид удивил бабушку, и она коротко заметила:

— В общем, сударыня, должно быть, вы правы.

— Теперь мистер Микобер вот-вот сбросит с себя оковы денежных затруднений, которые так долго его отягощали,— продолжала миссис Микобер,— и начнет заново свою карьеру в стране, где есть простор для развития его способностей, на мой взгляд исключительных. Способности мистера Микобера таковы, что они как раз нуждаются в просторе, и, по моему мнению, мое семейство должно взять на себя почин и отметить это событие. Мне хотелось бы, чтобы мистер Микобер и мое семейство встретилось на каком-нибудь торжественном обеде, который можно было бы устроить на средства моего семейства. Кто-нибудь из солидных членов моего семейства мог бы поднять тост за здоровье и процветание мистера Микобера, а мистер Микобер воспользовался бы удобным случаем и изложил свои взгляды.

— Позвольте мне, моя дорогая, заявить сразу, что, если я изложу свои взгляды перед таким собранием,— с горячностью сказал мистер Микобер,— это будет, возможно, им неприятно. У меня такое впечатление, что члены вашего семейства в целом — нахальные снобы, а по одиночке — отъявленные плуты.

— О нет, Микобер! — потрясая головой, сказала миссис Микобер.— Вы никогда их не понимали, а они не понимали вас.

Мистер Микобер легонько кашлянул.

— Они никогда не понимали вас, Микобер,— повторила его супруга.— Возможно, они на это не способны. В таком случае это их несчастье. Я им сочувствую в их несчастье.

— Мне очень жаль, дорогая моя Эмма,— смягчившись, сказал мистер Микобер,— что я употребил выражения, которые могут быть сочтены грубыми. Я хотел только сказать, что, уезжая за границу, я обойдусь как-нибудь и без того, чтобы ваше семейство брало на себя почин и чествовало меня... хладнокровно выталкивая на прощанье. Я предпочел бы покинуть Англию с такой быстротой, которую сам сочту нужной, и не получать пинка от этих людей. Однако, моя дорогая, если они отзовутся на ваше сообщение, что мне кажется невероятным, судя по нашему с вами опыту, я совсем не хочу быть помехой вашему желанию.

Уладив таким образом вопрос, мистер Микобер предложил миссис Микобер руку, взглянул на книги и бумаги, нагроможденные на столе перед Трэдлсом, заявил, что они больше не станут нам мешать, и вместе с миссис Микобер церемонно покинул комнату.

— Дорогой мой Копперфилд,— сказал Трэдлс, откидываясь на спинку кресла и поглядывая на меня с таким сочувствием, что глаза его покраснели, а прическа показалась еще более нелепой,— я не прошу прощенья за то, что заведу деловой разговор. Я знаю, вас это очень интересует и, может быть, хоть немного отвлечет. Вы не слишком утомлены, мой милый?

— Я в полном порядке,— ответил я после паузы.— Но нам надо прежде всего подумать о бабушке. Вы ведь знаете, что́ она вынесла.

— Да, да... Разве это можно забыть,— поспешно согласился Трэдлс.

— Но это еще не все,— продолжал я.— В течение последних двух недель у нее были какие-то новые тревоги, и она ежедневно бывала в Лондоне. Часто она уходила рано утром, а приходила вечером. Перед этой нашей поездкой она пришла домой только в полночь. Вы знаете, как она печется о других. Она мне не говорила ни слова о том, что ее сокрушает.

Лицо бабушки, изборожденное глубокими морщинами, было бледно. Она сидела, не шевелясь, пока я не кончил, и тут по щекам ее потекли слезинки, и она мягко положила свою руку на мою.

— Это пустяки, Трот, пустяки. Все уже позади. Как-нибудь ты все узнаешь. А теперь, Агнес, моя дорогая, займемся нашими делами.

— Я должен воздать должное мистеру Микоберу,— начал Трэдлс.— Для собственной своей выгоды он не привык трудиться, но когда речь идет о других, он поистине неутомим. Мне никогда не приходилось встречать подобного человека. Той работы, которую он проделал теперь, хватило бы лет на двести. Прямо поразительно, с каким жаром он трудился, как стремительно, не жалея себя, днем и ночью нырял в груды бумаг и книг! Я уже не говорю о бесчисленных письмах на мое имя, которые курсировали между этим домом и домом мистера Уикфилда, не говорю о письмах, которые он мне писал, сидя напротив меня за столом, хотя так легко было сказать устно...

— Письма! — воскликнула бабушка.— Готова поручиться, что он и во сне пишет письма!

— А какие чудеса творил мистер Дик! — продолжал Трэдлс.— Когда его освободили от наблюдения над Урией Хипом, которого он сторожил так, как я и не предполагал, он посвятил себя всего делу мистера Уикфилда. Он оказал нам огромную услугу в нашем расследовании — делал извлечения из документов, переписывал, получал все, что нам было нужно.

— Дик — человек замечательный! — воскликнула бабушка.— Я это всегда говорила. Тебе это известно, Трот.

— Я рад сообщить вам, мисс Уикфилд,— продолжал Трэдлс мягко и вместе с тем очень серьезно,— что за время вашего отсутствия состояние мистера Уикфилда значительно улучшилось. Когда он освободился от кошмара, который так долго его угнетал, и от страха, в котором жил, он стал совсем другим человеком. По временам к нему даже возвращается его прежняя исключительная способность сосредоточивать внимание и память на деловых вопросах: он помогает нам выяснить то или иное обстоятельство, и, надо прямо сказать, без него мы не раз стали бы в тупик. Но мне нужно познакомить вас поскорей с выводами; это можно сделать быстро, а то я никогда не кончу, если стану болтать обо всем, что сулит нам удачу.