Чарльз Диккенс - Том 16. Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим. Роман (Главы XXX - LXIV)

— Больше не упоминалось о том... Простите, Агнес, я не хочу вас волновать, но мне очень хотелось бы знать... больше не упоминалось о том, о чем мы говорили, когда я вас видел в последний раз?

— Нет, ни разу,— ответила она.

— Я столько об этом думал!

— Вы должны поменьше об этом думать. Помните одно: я доверяю только искренней, бескорыстной любви. Не бойтесь за меня, Тротвуд,— добавила она через минуту,— я никогда не сделаю того, что вас так пугает.

В минуты спокойного раздумья, мне кажется, я никогда по-настоящему этого не боялся, но услышать об этом из ее собственных уст, не знающих лжи, было для меня огромным облегчением. Так я ей и сказал.

— Но скажите, дорогая Агнес,— ведь вы возвращаетесь домой, и, может быть, нам больше не удастся побыть наедине,— скоро ли вы опять приедете в Лондон?

— Вероятно, очень не скоро,— ответила она. — Я полагаю, нам нужно быть дома — ради папы. До следующего нашего приезда мы не часто сможем с вами встречаться, но я буду писать Доре, и через нее мы будем знать друг о друге.

Мы вошли во дворик при коттедже доктора. Было уже поздно. Окно в комнате миссис Стронг было освещено. Агнес показала на окно и пожелала мне спокойной ночи.

— Не волнуйтесь из-за наших невзгод и забот,— сказала она, протягивая мне руку. — Я так счастлива, зная, что счастливы вы. Если мне понадобится ваша помощь, вы можете быть спокойны — я к вам обращусь. Да благословит вас господь!

Лучезарная ее улыбка и этот спокойный, бодрый голос воскресили в моей памяти образ моей маленькой Доры, когда та сидела рядом с ней. Некоторое время я стоял на крыльце и смотрел на звезды, и сердце мое было исполнено любви и благодарности; затем я медленно побрел дальше. На ночь я снял комнатку неподалеку, в чистенькой харчевне; выходя из дворика, я случайно повернул голову и увидел свет в кабинете доктора. У меня мелькнула мысль,— и я даже упрекнул себя,— что он работает над словарем без моей помощи. Мне захотелось проверить, так ли это, и пожелать ему спокойной ночи, если он сидит за своими книгами, а потому я повернул назад, тихо пересек холл и, приоткрыв дверь, заглянул в кабинет.

При свете лампы, затененной абажуром, я прежде всего, к своему удивлению, увидел Урию. Он стоял около лампы, одна костлявая рука была прижата к губам, другая опиралась на стол доктора. Доктор сидел в своем рабочем кресле, закрыв руками лицо. Мистер Уикфилд, сильно взволнованный и удрученный, наклонясь к доктору и протянув руку, нерешительно касался его руки.

У меня мелькнула мысль, что доктор заболел. Я рванулся вперед, но встретил взгляд Урии и понял, в чем дело. Тогда я отступил, чтобы выйти, но доктор сделал мне знак остаться, и я остался.

— Во всяком случае, мы можем затворить дверь,— сказал Урия и неуклюже скорчился. — Зачем разглашать на весь город?

С этими словами он на цыпочках подошел к двери, которую я оставил открытой, и осторожно закрыл ее. Затем он вернулся на свое место. В его голосе и манерах чувствовалось навязчивое, лицемерное сострадание, и эта личина казалась,— по крайней мере мне,— самой невыносимой из всех, какие он мог на себя надеть.

— Я счел себя обязанным, мистер Копперфилд,— обратился ко мне Урия,— рассказать доктору Стронгу то, о чем мы с вами говорили. Впрочем, вы меня тогда не совсем поняли!

Я посмотрел на него, но промолчал, и, подойдя к моему славному старому учителю, пробормотал несколько слов, стараясь утешить его и ободрить. Он положил руку мне на плечо, как это бывало в пору моего детства, но седой своей головы не поднял.

— Поскольку вы тогда меня не поняли, мистер Копперфилд,— продолжал Урия тем же искательным тоном,— я беру на себя смелость, находясь среди друзей, смиренно сообщить, что я обратил внимание доктора Стронга на поведение миссис Стронг. Могу заверить Копперфилд, что у меня не было ни малейшего желания вмешиваться в это неприятное дело, но все мы иногда оказываемся причастны к такого рода делам, которых следовало бы избегать. Именно это я хотел вам сказать, сэр, когда вы не изволили меня понять.

Вспоминая теперь его подмигиванье, не знаю, как я удержался, чтобы не схватить его за глотку и не задушить.

— Может быть, я говорил недостаточно ясно, да и вы также,— продолжал он. — Разумеется, мы оба не склонны были распространяться на эту тему. Однако я пришел к выводу, что мне надлежит объясниться чистосердечно, и я сообщил доктору Стронгу... Вы что-то сказали, сэр?

Это относилось к доктору, который застонал. Мне кажется, этот стон мог растрогать любое сердце, но на Урию он не произвел никакого впечатления.

— ...сообщил доктору Стронгу,— продолжал он,— что всем бросается в глаза, сколь нежны друг с другом мистер Мелдон и красивая, милая леди, супруга доктора Стронга. Пришло время (поскольку теперь все мы причастны к этому делу, чего следовало бы избегать), пришло время сказать доктору Стронгу, что это было очевидно для всех еще до отъезда мистера Мелдона в Индию, что только ради этого мистер Мелдон нашел предлог вернуться из Индии и только ради этого он всегда находится здесь. Как раз когда вы появились, сэр, я спросил моего компаньона,— тут он повернулся к мистеру Уикфилду,— может ли он дать честное слово доктору Стронгу, что не пришел к тому же выводу уже давно. Ну, как, мистер Уикфилд? Будьте добры, сэр, скажите всем нам! Да или нет, сэр? Да ну же, компаньон!

— Ради бога, дорогой доктор,— сказал мистер Уикфилд, снова нерешительно кладя руку на руку доктора,— ради бога не придавайте большого значения каким-то подозрениям, которые могли у меня быть...

— Вот те на! — вскричал Урия, тряхнув головой.— Какое робкое и унылое признание! Хорош старый друг — нечего сказать! Но — черт побери! — когда я был у него только ничтожным клерком, Копперфилд, я видел, как он не раз,— да, не раз, а двадцать раз! — прямо с ума сходил (ну что ж, он — отец, и я, во всяком случае, не могу его осуждать) при одной мысли, что мисс Агнес может оказаться причастной к такому делу, которого следует избегать.

— Дорогой мой Стронг,— дрожащим голосом сказал мистер Уикфилд,— добрый мой друг, мне нет нужды вам говорить, что это мой порок — искать в действиях каждого человека один основной мотив и ко всем поступкам прилагать одну узкую мерку. Сомнения, которые у меня возникли, могли быть порождены этим неверным взглядом.

— Значит, у вас были сомнения, Уикфилд... — не поднимая головы, сказал доктор. — У вас были сомнения...

— Да говорите же, компаньон! — понукал Урия.

— Одно время они у меня... были. Я... да простит мне бог!.. Я думал, что они мелькали и у вас,— сказал мистер Уикфилд.

— Нет, нет и нет! — ответил доктор, и в тоне его слышалась глубокая скорбь.

— Одно время мне казалось,— продолжал мистер Уикфилд, что вам хочется отослать мистера Мелдона за границу для того, чтобы их разлучить.