Пэлем Вудхауз - Радость поутру. Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник)

Он поблагодарил — правда, сдержанно.

— И девушка хорошая?

— Да.

Ответ без лирики, но мы, Вустеры, умеем читать между строк. Глаза его стали закатываться, лицо цветом и выражением уподобилось благоговейному помидору. Сразу видно, что человек влюблен, как сорок тысяч братьев [6] Искаж. слова Гамлета над могилой Офелии. У. Шекспир . «Гамлет». Акт 5, сц. 1. .

Тут мне пришла в голову одна мысль.

— Это не Нобби? — уточнил я.

— Нет, Нобби помолвлена с Боко Фитлуортом.

— Неужели?

— Да.

— А я и не знал. Кажется, он мог бы мне сказать. Значит, Нобби и Боко охомутались?

— Да.

— Ну и ну. Я вижу, смеющийся бог любви хорошо потрудился в Стипл-Бампли и окрестностях.

— Да.

— Ни минуты простоя. Работа в две смены. А твоя нареченная тоже из тех мест?

— Да. Ее фамилия Крэй. Флоренс Крэй.

— Что-о?!

Это слово сорвалось у меня с языка с некоторым подвыванием, и в ответ он вздернул одну бровь. Наверное, каждый Ромео испытывает легкий шок, когда приятели начинают подвывать, услышав имя его возлюбленной.

— А в чем дело? — спросил он с некоторым напрягом.

Этот возглас с подвыванием вырвался у меня, естественно, от счастья и облегчения. Представляете, ведь если Флоренс связана узами с ним, тогда опасность, перед которой я трепетал, считай, больше надо мной не висит. Спиноза там или не Спиноза, но факт тот, что Бертрам выходит на свободу. Только разве ему это объяснишь?

— Да так, ни в чем, — отвечаю.

— Ты с ней знаком, что ли?

— Да, случалось встречаться.

— Она никогда о тебе не говорила.

— Неужели?

— Ни единого раза. Давно ты ее знаешь?

— Порядочно.

— Вы хорошо знакомы?

— Неплохо.

— Что именно ты подразумеваешь под словом «неплохо»?

— Ну, довольно хорошо. Достаточно хорошо.

— Как вы познакомились?

Меня начала разбирать тревога. Еще вопрос-другой, и он дознается, что его нареченная была некогда знакома с Бертрамом очень даже близко, гораздо ближе, как я уже упоминал, чем ему бы этого хотелось; а ни одного новоявленного жениха не обрадует известие, что в списке у своей избранницы он, оказывается, стоит не под первым номером. Ему бы хотелось услышать, что дама его сердца безвылазно сидела в башне у окна и проглядела все глаза в ожидании, когда он прискачет к ней на белом коне.

Ну и я стал лавировать как мог. Кажется, слово «лавировать» здесь подходит, но надо будет удостовериться у Дживса.

— Ее зверский папаша женился на моей ужасной тетке.

— То есть леди Уорплесдон — твоя тетка?

— А то!

— А раньше ты ее не знал?

— Знал вообще-то. Но слегка.

— Понятно.

Он продолжал всматриваться в меня, словно какой-нибудь следователь из ФБР, беседующий с подозреваемым, и признаюсь без стыда, что ручкой зонта смахнул со лба каплю холодного пота. Тревога по-прежнему терзала меня не покладая рук, и даже не по-прежнему, а еще энергичнее.

Я осознал теперь то, что поначалу ускользнуло от моего взгляда: отнеся его к разряду Ромео, я ошибся в диагнозе. Правильнее было бы поставить его в один ряд с другим шекспировским героем — Отелло. Очевидно, наш старый приятель Сыр принадлежит к тем нервным женихам, которые рыщут по окрестностям, готовые в бешенстве выпустить кишки из любого жителя округи, которого, по их мнению, можно заподозрить в прошлом или настоящем знакомстве с предметом их обожания. И узнай он даже в самых общих чертах о том, что было между мной и Флоренс, как в нем сразу же проснется и ощерится свирепый пещерный человек.

— Я сказал «слегка» в том смысле, что мы были всего лишь знакомы.

— А-а, всего лишь знакомы?

— Всего лишь.

— Просто встречались раз или два?

— Вот именно. Ты это совершенно точно выразил.

— Понятно. Я спрашиваю, потому что мне показалось, будто тебе стало как-то не по себе, когда ты услышал о нашей помолвке.

— Мне всегда как-то не по себе, когда близится время обеда.

— Ты весь передернулся…

— Это у меня тик.

— И словно бы охнул. Как если бы это известие было тебе неприятно.

— Ну что ты!

— Ты уверен?

— Совершенно.

— Вы же были не более чем знакомы?

— Именно что не более.

— И все-таки странно, что она ни разу о тебе не упомянула.

— Ну ладно, я пошел, — переменил я тему и ушел.

Домой Бертрам Вустер возвращался грустный и озабоченный. К тому же еще ощущалась некоторая дрожь в коленках. Вышеописанная сцена потребовала от меня большой затраты нервной энергии, если я правильно выражаюсь, а на это уходит слишком много сил.

Поначалу от сообщения Сыра у меня действительно гора с плеч свалилась. Я и теперь, закатывая глаза к небу, продолжал возносить безмолвную хвалу Господу. Но мы, Вустеры, как правило, думаем не только о себе, и мысль о том, какая беда грозит этому человеку, наполнила меня под самую завязку ужасом и состраданием. Я понял, что настал момент срочно организовать движение «Спасем Чеддера по прозвищу Сыр». Хотя он мне и не совсем уж такой закадычный друг, как, скажем, Боко Фитлуорт, но все-таки надо же иметь жалость. Я помнил, каково мне было, когда надо мной нависла реальная опасность, что Флоренс Крэй поведет меня к алтарю.

Как он до этого докатился, мне не надо было объяснять. Первопричина состояла в его идиотском стремлении усовершенствовать свою душу, именно оно привело его к мученическому концу. Таких флегматичных здоровяков, как он, обычно притягивают высоты духа.

В деле усовершенствования души все зависит от того, что Дживс называет психологией индивидуума, одни к этому склонны, другие — наоборот. Взять, например, меня. Я бы не сказал, что у меня такая уж великолепная душа, но какая есть, она меня вполне устраивает, я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь совался ее усовершенствовать. «Не прикасайтесь, — говорю я. — Оставьте мою душу в покое. Она мне как раз впору».

Другое дело Сыр. Остановите его на улице и предложите впрыснуть ему в душу духовного витамина — вы найдете в нем восприимчивую аудиторию и последователя, готового испробовать на себе любое средство. Флоренс, должно быть, показалась ему самым подходящим для этого средством, и, наверное, он с удовольствием листал «Типы этической теории», находя, что им как раз место в солдатском ранце на марше.

Но возникает вопрос — и от этой мысли борозды ложатся на чело, — надолго ли его хватит? Я хочу сказать, допустим, теперешнее положение ему нравится, но представьте себе, в один прекрасный день он присмотрится к своей душе, увидит, насколько она усовершенствовалась, и скажет: «Чу́дно. Хорошего понемножку. На этом поставим точку». И тут-то обнаружится, что он навеки связан по рукам и ногам с особой, у которой никакой точки даже в мыслях нет. От этой несчастной доли, иногда именуемой «горьким пробуждением», мне и захотелось его спасти.