Мигель Астуриас - Зеркало Лиды Саль

Стихла дробь ног-ног-ног их роковой пляски: плясали. – земли не касались, коснуться. – об смерть споткнуться. – и ринулась дробь ног-ног-ног по дорогам. Настал час вложить мачете в ножны безупречности. Лишь в ножнах ты безупречен, мой мачете. Но как узнают они дом Бешеной Удавки? Это просто. По фалломмам. выжженным на дверях и окнах каленым железом, тем, что скот клеймят.

Сначала. – дробь ног-ног-ног их рокового танца, теперь. – дробь ног-ног-ног по дорогам. Палачыны бегут, отмахиваясь от се смерти. Но от кого им бежать, коли они вместе? Латачин и Читалан. Читалан бежит от Латачина? Латачин бежит от Читалана? Бегут… дробь ног-ног-ног… сквозь гибель звезд в ночи, сквозь гибель тварей в лесах, бегут, оставляя позади солнце и непогоду, прах облаков; то теша себя надеждой, то приходя в уныние, в постоянном страхе, что не найдут они дом Бешеной Удавки и, уж подавно, эту женщину, у которой сегодня. – на губах, вчера. – в ушах и завтра. – в глазах, и что их безумный бег… дробь ног-ног-ног… ноги-ноги-ноги… приведет их в конце концов на площадь Пачилана и столкнет в схватке не на жизнь, а на смерть, когда придется им зарубить друг друга своими мачете, на то они и Палачины, под крики: Латачин-чин-чин-Палачин! Читалан-лан-лан-Пачилан!..

– Огни!.. Огни!.. – закричал Читалан.

Латачин тоже увидел, высунувшись из знобкознойного тумана, окутавшего вершину холма, но сказал:

– Это не огни, это светящиеся ноги города… они идут, бегут, встречаются, расстаются…

– Подождем до утра,. – предложил Читалан. собравшись присесть на камень.

– Мы не можем ждать,. – возразил Латачин,. – если она умерла, мы не можем ждать…

– Время выиграть…

– У смерти времени не выиграешь, пошли…

– И подумать, что я. – это все, а все. – это я!.. – пожаловался Читалан, не сбавляя шага. – Светится ночь, светятся боги, я мог бы петь, смеяться, согнуть пальцы руки или нацелить их, как стрелки компаса с ногтями-наконечниками, на дом Бешеной Удавки!

Когда брызги цвета оросили все кругом. – и птиц, и облака, и небеса. – лоскутки зари… лоскутки сна.... – они были уже в городе, пробуждавшемся на сотнях, тысячах, миллионах ног, и ног, и ног. Столько людей идут туда и сюда, не зная зачем и не зная куда, что в городах все -движение и нет покоя. Ноги-ноги-ноги… И их собственные ноги, шагающие по улицам и площадям в поисках дома Бешеной Удавки.

И вот. когда они уже близко, когда видны фалломмы на дверях и окнах, преграждает им путь похоронная процессия.

Не сговариваясь, словно не по своей воле, двинулись они за ней и дошли до самого кладбища в молчании и печали, не зная, куда бы спрятать мачете, а ярмо яремное тянет голову вправо-влево, от плеча к плечу, не давая им скрыть свой протест против смерти.

Как только могильщик закончил свое дело, они нахлобучили сомбреро и скорей. – с кладбища. Теперь. – одним духом к дому Бешеной Удавки, где найдут они ту, у которой губы блестят настоящим, уши внемлют старинной музыке, а глаза пьяны будущим. Но не дойдя до ворот, они вернулись. Еще похороны… и еще… и еще… Все утро хоронили они мертвецов. Не в силах совладать со своей натурой, они пристраивались к очередному погребальному шествию, и, бормоча: она не умерла… не умерла… мотая головой из стороны в сторону, они медлен но следовал и за одетыми в траур родственниками.

Что делать… Они убежали с кладбища по оврагу… Может, найдут захудалую или худой славы улицу, по которой никто не захочет пронести своего покойника. По ней-то они и попробуют выйти к дому Бешеной Удавки.

Но в тот момент, когда по тропинке, петлявшей в черной трясине по берегу речушки, домчались они почти до самого дна этого огромного котла, полного деревьев и валунов, папоротников, орхидей, змей и ящериц, они увидели поднимавшуюся им навстречу вереницу крестьян, сопровождавших белый гроб, в котором лежала девушка. И вот уже бредут Палачины обратно. – обливается сердце кровью при виде белоснежного футляра, скрывающего тело непорочной девы. Сквозь шумное дыхание на крутом подъеме, сквозь молчание птиц и листьев слышно было, как повторяли они, словно выдыхали: она не умерла… не умерла…

Они подождали, пока стемнеет. По ночам не хоронят. Непостижимо. Сигарета за сигаретой. Непостижимо. Дураки в городском управлении. Приходится носить покойников, натыкаясь на дневной свет. Куда возвышенней было бы пройти по городу в полночь, под уличными фонарями, в процессии свечей или факелов, в величественной тишине площадей и закрытых домов, погруженных в себя.

Дом Бешеной Удавки, не дом, а барахолка, где женщины предлагают себя в зеркал ах-едва уловимые тени табачного дыма, призраки с кожей и волосами цвета яичного желтка в свете желтоватых лампочек, ногти. – рыбья чешуя и накладные ресницы. – крючки, источающие слезы, когда рыбка срывается,. – был полон пьяных мужчин, занятых загадочными комбинациями по совмещению вкуса и прихоти, пока не находили если и не идеал своего женского типа, то уж, во всяком случае, ту, которая была всего ближе к идеалу. У всех женщин за своим пережитым прошлым было еще далекое прошлое богинь, сирен, мадонн… как если б дно морское было глазом… Женщине свойственно жить в мире прошлого, которое время от времени она отважно прячет под маскарадным костюмом настоящего.

Женщина, которую ищут Палачины в доме Бешеной Удавки. – Латачин отталкивает Читалана, Читалан. – Латачина, и наконец они врываются вместе и, перебивая друг друга, принимаются описывать ее,. – говорила, что в ушах у нее, да, да, только в ушах, звучит старинная музыка, что разговаривает и целует она в настоящем, хотя зубы белизной слоновой кости всегда напоминают о старине, и что огонь, горящий в ее глазах, очищает ее взгляд от повседневности, чтобы видеть будущее…

Бешеная Удавка -златогири в мочках ушей, марципаны жемчугов на груди, пальцы в оковах колец с разноцветными камнями: зелеными, красными, желтыми, фиолетовыми, черными, синими, переливчатыми. – устроила им испытание, забросав их каверзными вопросами, на которые Палачины должны были дать ответ, иначе закрылись бы перед ними двери и не нашли они ту, у которой в ушах. – вчера, на устах. – сегодня, а в глазах. – завтра.

– Кто из вас двоих умеет танцевать на ходулях?. – спросила Бешеная Удавка.

– Оба,. – поспешил ответить Латачин,. – но не на ходулях, а на груди богинь…

– Знаете вы какую-нибудь тайную молитву?

– Тайную молитву? Знаем, как не знать,. – ответил Читалан и, выдержав короткую, точно рассчитанную паузу, возопил:. – О боги! Боги!.. Глаза ваши влажны, руки ваши устали от сева, вы, знающие точный счет времени…

– А ищете вы,. – прервала его Бешеная Удавка,. – ищете вы Нашлюнашкан…

Оба замолчали, а Бешеная Удавка подумала: ловко я их!