Эдуард Тополь - Летающий джаз, или Когда мы были союзниками

Да и вся эта каторжно-патриотическая работа женщин, стариков и детей оказалась зряшной – в августе 1941 года, когда Сталин запретил эвакуацию Киева и приказал войскам Юго-Западного фронта стоять насмерть, немцы просто смели (или рассеяли) четыре армии этого фронта численностью в 700 000 человек и беспрепятственно двинулись дальше. Да, в первые два месяца войны только на отдельных участках – Брестская крепость, Могилев и еще нескольких – немцы наткнулись на сопротивление. А в целом, всюду царил такой хаос и такое бегство и дезертирство, что фашисты сквозняком летели до Смоленска и Ельни, говоря «впереди нет врага, а позади нет тыла» – обозы с продовольствием даже не успевали за их войсками. Тем, кто хочет убедиться в «гениальности» нашего «эффективного менеджера», готовившего страну к мировой революции песнями «Броня крепка и танки наши быстры» и обещаниями «сокрушить врага могучим ударом», полезно сравнить всего две цифры официальной статистики: на момент нападения на СССР «боевой и численный состав вооруженных сил фашистской Германии составлял 5,2 млн. человек», а «личный состав, находившийся в советских вооруженных силах – 5,68 млн. человек». И затем прочесть докладную Леониду Брежневу маршала Ивана Конева, опубликованную его писарем: «За три дня, к 25 июня, противник продвинулся в глубь страны на 250 километров. 28 июня взял столицу Белоруссии Минск. Обходным маневром стремительно приближается к Смоленску. К середине июля из 170 советских дивизий 28 оказались в полном окружении, а 70 понесли катастрофические потери. В сентябре этого же 41-го под Вязьмой были окружены 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артполк Резерва Главного командования и полевые Управления четырех армий. В Брянском котле очутились 27 дивизий, 2 танковые бригады, 19 артполков и полевые Управления трех армий. Всего же в 1941-м в окружение попали и не вышли из него девяносто две из ста семидесяти советских дивизий, пятьдесят артиллерийских полков, одиннадцать танковых бригад и полевые управления семи армий».

Поскольку от этих цифр рябит в глазах, вот более литературное свидетельство из книги Константина Симонова «Сто дней войны»: «Они [немцы] успели за двадцать девять дней войны пройти по прямой с запада на восток 650 километров… Стремительно прорвавшись от Шилова к Смоленску и от Быхова в тылы наших 13-й и 4-й армий, немцы совершенно внезапно для армий Резервного фронта в ряде пунктов выскочили туда, где эти армии еще только-только заканчивали занятие оборонительных рубежей… Бои в районе Ельни [310 км от Москвы] были тяжелыми… Бесконечные потоки беженцев, гражданского населения с запада на восток стекались с широкого фронта к Соловьевской переправе. Это были старики, подростки, женщины с котомками за плечами и детьми на руках. Переправа никакого прикрытия с воздуха не имела. Поэтому фашистские летчики с бреющего полета расстреливали людские потоки, а переправу непрерывно бомбили… Жутко и обидно было смотреть на это… Жутко – от варварства немецких летчиков, а обидно – как же мы смели это допустить, почему же мы не можем защитить свой народ? Мне и сейчас еще видятся: окровавленная умирающая женщина, чуть вылезшая из воды на берег, а по ней ползает грудной ребенок, тоже окровавленный, а рядом с оторванной ногой истекает кровью трех-четырехлетний ребенок…»

Думаю, даже трех этих цитат достаточно, чтобы убедиться, как с первых дней войны кремлевский «эффективный менеджер» бездарно и преступно обрек на гибель миллионы наших отцов и дедов – в среднем по 20 869 человек в сутки выбывало из строя Красной армии. Из них около 8 тысяч человек – безвозвратно…

Впрочем, Константин Симонов, которого я имел удачу видеть в «Литературной газете» в пору своей журналистской юности, был в первые дни войны на Западном фронте. А действие моей повести разворачивается южнее, на Украине…

Утром 18 сентября 1941 года фашисты вступили в Полтаву. Двести с чем-то лет назад, в 1709 году, Петр Первый остановил и разгромил здесь шведскую армию.

Но немцы, в отличие от шведов, никакого сопротивления тут не встретили, потому что накануне все городские партийные, хозяйственные и милицейско-гэпэушные начальники бежали из города. Воспользовавшись безвластием, полтавчане весело били витрины брошенных магазинов и грабили все, что попадалось под руку:

спички, соль, сахар, муку и другие продукты. Охрана двух тюрем на улицах Фрунзе и Пушкина разбежалась, и уголовники, которые находились там, пополнили ряды мародеров. Кондитерская фабрика напоминала улей: тысячи полтавчан заполнили ее цеха, хватая все – повидло, варенье, патоку несли домой в ведрах, тазах, коробках и даже в кульках, сделанных из советских газет.

Почти все, кто остался на завоеванной немцами Украине, приняли их, как освободителей от сталинского режима, подарившего стране гражданскую войну, продразверстку, карточную систему, ГУЛАГ и такой голодомор, что в 1933 году люди на Украине доходили до людоедства, а кое-где даже матери поедали своих детей. «Пусть будут немцы, только бы не Советы – хуже все равно не будет», – было общим мнением тех дней. Зная об этом, Гитлер в своем «Обращении к украинскому народу», которое тысячами листовок сыпалось с неба перед вступлением немецких войск, пообещал «всем подневольным трудящимся народам Советского Союза принести на их землю социальную справедливость, порядок, хлеб и настоящий социализм». И теперь пожилые крестьянки падали на колени перед проезжавшими в машинах и на мотоциклах немецкими офицерами-освободителями и целовали им ноги. На окраине Полтавы группа девчат в белых вышитых блузках и двое парней в цветастых украинских сорочках поднесли хлеб-соль немецким арьергардным мотоциклистам. На улице Фрунзе, по которой немцы вошли в Полтаву, стояло настоящее ликование. Люди дарили пришедшим солдатам только что награбленные детские игрушки, цветы, пестрые косынки. Кепки и шапки радостно взлетали в воздух, люди кричали «Ура!», многие крестились. В газете «Лохвитское слово» украинский поэт Яков Вышиваный опубликовал оду «Адольфу Гітлеру», в ней говорилось:

В спешно открываемых церквях священники возглашали: «Настал день, ожидаемый народом, который ныне воскресает из мертвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы… Древний Киев светло торжествует свое избавление как бы из самого ада преисподнего. Освобожденная часть народа повсюду уже запела “Христос Воскресе!”».

Поняв силу духовенства на завоеванных землях, немцы не только разрешали открытие православных храмов, но и финансировали их восстановление. В 1941–1942 годах с помощью немцев на захваченных ими территориях было открыто больше семи с половиной тысяч церквей, в которых священники и толпы прихожан ежедневно совершали молебны «о даровании Господом сил и крепости германской армии и ее вождю для окончательной победы над советским адом…»