Василий Гурковский - Чтобы что-то вспомнить – надо это пройти

С высоты уже прожитых лет могу с абсолютной уверенностью сказать, что на основном, первичном уровне, среди людей никогда не было вопросов, связанных с национальной принадлежностью. Да, ходили анекдоты и песни, рассказы и басни, но, кроме всеобщего добродушного смеха, они никогда ничего другого не вызывали. Потому что замешаны были на добром и воспроизводились не целенаправленно, чтобы кого-то обидеть, а для всех. Именно ребята из российских областей (Воронежской, Рязанской, Владимирской, Горьковской и других) привезли с собой на целину частушку, сразу пленив ею всех – как приезжих, так и местных жителей.

В моей родной Слободзее частушки были не менее популяры, чем в российских селах, поэтому мне, как гармонисту, в те времена не составляло труда аккомпанировать любому частушечному направлению. Ведь частушки бывают разные – веселые и грустные, девчоночьи и женские, мужские и стариковские. Используются при этом десятки мелодий. Каждая область или даже район, часто имели свою интерпретацию известной мелодии или вообще свою мелодию. В большинстве своем, частушки были веселые и лирические.

Люди их любили, особенно местные, им это было диковинно и интересно. И они с нетерпением ожидали наши импровизированные концерты. Не часто, пару раз в месяц, по рации шло сообщение в нашу бригаду: «Передайте Гурковскому, чтоб в эту субботу приехал в МТС, в баню». Это означало, что молодежь нашей центральной усадьбы хочет потанцевать. Мы запрягали бригадную кобылицу в обычный тарантас, а так как в основном ребята были приезжие, то грузились почти все на это транспортное средство, прицепившись, кто, где мог. Двое-трое размещались верхом на кобыле и шагом добирались за 18 километров в Ащелисай, на центральную усадьбу МТС. У меня было два гармоники – одну, купленную вскладчину, я держал в общежитии, вторая, МТСовская, была в бригаде для совершенствования. Мы подъезжали к общежитию, забирали гармонь и ребят, из тех, кто работал здесь, на месте, и ехали к клубу.

Вечерело. В клубе обычно в это время начиналось кино. Фильмы мы почти не смотрели: сперва шли в баню, а потом хотелось просто по-общаться, да еще ублажить местную публику, которая с нетерпением (мы это хорошо знали), ждала наших частушек. Обычно мы выстраивались в шеренгу человек в двадцать-двадцать пять: шли почти вполовину центральной улицы – от клуба до северного окончания ее, и пели. Туда и обратно – километра три. Так как мы шли, не спеша, то как раз успевали вернуться к клубу до конца сеанса.

В темные безлунные ночи зрителей-слушателей не было видно. Они стояли практически у каждого дома, ловили каждое слово. Смею заверить, там было, что услышать. Жаль только, что не хлопали. Неудобно, видимо, было. В светлые лунные ночи они тоже выходили, но стыдливо прятались в затененных местах.

Если частушку исполнять без купюр, то есть, такой, как она была рождена, то много чего можно было услышать. Но ребята старались подбирать то, что можно было петь на грани моральной допустимости, и это им удавалось.

Я всегда шел с гармошкой посредине. Справа – всегда Вася Самоделкин, коренной окающий волжанин, слева – всегда Виктор Морозов, парень из гармошечного города Шуя. Они были заводилами всего шествия. Они начинали, они заканчивали, они заполняли паузы при случайных сбоях.

Порядок был простой. Самоделкин, к примеру, начинает. Спел частушку – за ним тот, кто от него справа, и так – до конца шеренги. Как только спел последний, вступает Виктор, идущий слева от меня. За ним все, кто слева, по очереди. Закончили – опять идем вправо.

Чего только там не услышишь. Я знал сотни частушек разных стилей, так как играл беспрерывно и не по одному разу. Иногда ребята импровизировали и делили частушку на две части. Запевает Само-делкин: «Меня милка попросила не бросать, пока есть сила», а Морозов подхватывает: «Да не брошу, не боись, смотри с другим не завались!» И так далее.

Такие концерты были редкостью – хорошо, если в одном месте на всю область. Просто нам повезло, что ребята собрались веселые, певучие, один к одному. Да и были они совсем другими. Ну, не без того, чтоб после бани сто граммов выпить, чтобы горло для частушек очистить, да чтоб смелее пелось. За все наши молодые годы в селе не было ни поножовщины, ни других серьезных случаев, тем более грабежей или разбоев, хотя почти половина приезжих, так или иначе, пришла условно-досрочно освобожденной. Не могли они ничего противоправного сделать, потому, что мы им этого не позволяли. Да и они сами, понимая, что к чему, шли за нами – и те же частушки пели, и на работе старались. А условия там не приднестровские – суровые. Поэтому – работа, музыка и песня, частушка. Пели от души, по-доброму, потому и слушали нас люди. Может быть, нажать кнопку магнитофона и проще, но мы – живые люди, и лучше было слушать музыку живую, тем более творить ее.

После нашего вечерне-ночного прохода по улице в клубе убирались скамейки. Я играл танцевальные мелодии, пока в полночь не гасили свет. Местные расходились по домам, а мы шли на конебазу МТС, запрягали свою кобылу и, уставшие, но довольные, тем же путем возвращались в бригаду, оживленно обсуждая прошедшие действия и события, постепенно затихая-засыпая.

Кобыла часа через три, сама привозила нас в бригаду, и на этом наш частушечный десант завершался. А вскоре мы уже заводили трактора и выходили в поле. Удовлетворенные ребята знали, что их будут ждать в очередные приезды, поэтому каждый готовился по-своему, старался вспомнить или просто обновить свой репертуар, я «шлифовал» пальцы на гармошке, то есть мы жили, и хотели жить. Может быть, и не все получалось, но мы так жили, и не жалеем, а гордимся теми годами, считая их непотерянными. И то, что частушка живет в народе и поныне, лишь подтверждает это.

Говорят, что индейцы «майя» пили когда-то какао из золотых кубков разового применения, похоже, как из наших раньше бумажных, а теперь пластмассовых и им подобных стаканчиков. Настолько высоко ценилось какао, этот "напиток богов". Такой был тогда сервис. Приходится признать, что за последующие многие тысячи лет качество сервисных услуг лишь неуклонно снижается. И не только в забытых богом странах, а и в самых развитых. Процесс услуг вроде как не тем концом вставлен или не с той стороны. Вроде бы все понятно, вначале – услуга – потом ее оплата. Эге, так это же никому не интересно, особенно "услужливой» стороне. Сегодня процессы услуг все больше и больше рассыпаются по направлениям и видам, уже на каждую не услугу, а операцию, создается «услужливая структура, вместо тех громких многообещающих комплексных непрозрачных структур под названием «Дом быта». После неоднократного с ними знакомства окрестил их "Домами пыток". И должен заметить, казалось бы, свобода, никаких ограничений, твори, выдумывай, радуй народ качественно, быстро и по разумной цене. Так куда там! Сегодня, на тех же государственных мощностях, те же люди, что и в те, «жестокие» тоталитарные времена, так же «чистят» людей, как и раньше, наматывая (извините) их кишки себе на палец, только по более дорогой цене, и с горделивой независимой наплевательской улыбкой.