Редьярд Киплинг - Труды дня

Столетия угнетения и истребления сделали бхиля жестоким, полубезумным вором и похитителем скота, и, когда пришли англичане, он казался настолько же способным к цивилизации, как тигр его джунглей. Но Джон Чинн Первый, отец Лайонеля, нашего Джона, пришёл в страну бхиля, жил с ним, научился его языку, стреляя оленей, которые похищали его скудную жатву, и приобрёл его доверие, так что некоторые из бхилей научились пахать и сеять, а других сумели уговорить поступить на службу Компании, чтобы охранять её от своих же друзей.

Когда бхили поняли, что стояние в строю не влечёт за собой немедленной казни, то приняли солдатскую службу как затруднительный, но забавный вид спорта и старались держать своих диких собратьев под контролем, что было довольно-таки сложно.

Джон Чинн Первый дал им письменное обещание, что, если они станут с определённого момента вести себя хорошо, правительство не обратит внимания на их прежние прегрешения; а так как всем было известно, что Джон Чинн никогда не нарушает своего слова (однажды он обещал повесить одного из бхилей, считавшегося неуязвимым в данной местности, и повесил его на виду его племени за семь доказанных убийств), то бхили стали вести себя насколько могли степенно. Это была медленная, незаметная работа, какая происходит теперь по всей Индии; и хотя единственной наградой Джону Чинну, как я говорил, был памятник от правительства, маленький горный народ не забыл его.

Полковник Лайонель Чинн знал и также любил туземцев, и к концу его службы они были достаточно цивилизованы для бхилей. Многих из них едва можно было отличить от индусов-фермеров из низшей касты; но на юге, где был похоронен Джон Чинн Первый, наиболее дикие из бхилей ещё селились около Сатурских хребтов, лелея мечту, что в один прекрасный день Джан Чинн, как они его называли, вернётся к своим. А пока они подозрительно относились к белому человеку и его действиям. При малейшем возбуждении они бросались грабить что попало, а иногда и убивали; но если с ними обращались умело, они становились кроткими, как дети, и обещали никогда больше не делать этого.

Бхили — мундирные люди, — служившие в полку, были добродетельны во многих отношениях, но требовали умелого обращения. Они скучали и тосковали по родине, если их не брали на охоту на тигров, как загонщиков; их хладнокровная смелость — все вуддарсы сражаются с тиграми пешие: это отличительный признак их касты — вызывала удивление даже среди офицеров. Они шли за раненым тигром так спокойно, как будто это была ласточка со сломанным крылом; и это в стране, полной пещер, ущелий и пропастей, где один дикий зверь может держать в своей власти дюжину людей. Время от времени какого-нибудь человека приносили в казармы с раздроблённой головой или сломанными рёбрами, но это обстоятельство не учило осторожности его товарищей — они довольствовались тем, что приканчивали тигра.

Молодой Джон Чинн соскочил на ступени веранды уединённой столовой вуддарсов с заднего сиденья двухколесного кабриолета; при этом забренчали его ружья в чехлах. Тонкий, маленького роста горбоносый юноша с потерянным видом, словно заблудившаяся коза, отряхивал белую пыль с колен; кабриолет, подскакивая на ходу, поехал обратно под палящими лучами солнца. Но в глубине души юноша был доволен. Во всяком случае, это было место его рождения и немногое изменилось с тех пор, как мальчиком его отослали в Англию пятнадцать лет тому назад.

Построили несколько новых зданий, но воздух, запах и солнечный свет были те же, что и прежде, а маленькие зеленые люди, проходившие по плацу, имели очень знакомый вид. Три недели тому назад Джон Чинн сказал бы, что не помнит ни слова из бхильского языка, но у дверей столовой он заметил, что губы его движутся и произносят непонятные для него фразы — отрывки старинных детских песенок и приказаний, отдаваемых, бывало, его отцом.

Полковник взглянул на него, когда он подымался по лестнице, и рассмеялся.

— Взгляните! — сказал он майору. — Нет необходимости расспрашивать о фамилии этого юноши. Он «пукка» [4], Чинн. Мог бы быть как отец в пятидесятых годах.

— Надеюсь, что он будет так же хорошо стрелять, — сказал майор. — Железного товара он привёз достаточно.

— Да уж, без этого какой же он был бы Чинн! Посмотрите хорошенько, как он сморкается. Настоящий клюв Чиннов. И платком размахивает, как его отец. Это второе издание — строчка в строчку.

— Волшебная сказка, клянусь Юпитером! — сказал майор, выглядывая через щели жалюзи. — Если он законный наследник, то… Ну, впрочем, сейчас видно, что этот цыплёнок похож на старого Чинна.

— Его сын! — сказал полковник, вскакивая с места.

— Да, черт возьми! — сказал майор.

Взгляд юноши упал на сломанный тростниковый щит, висевший между колоннами веранды, и он машинально приподнял конец его и установил щит прямо. Старик Чинн ругался ежедневно раза три и никак не мог привести этот щит в нормальное положение. Его сын вошёл в приёмную среди безмолвия пяти собравшихся человек. Его встретили радушно из-за отца, а познакомившись с ним, и из-за него самого. Он был до смешного похож на портрет полковника, висевший на стене, а когда отмылся немного от пыли, то пошёл в свои комнаты быстрой бесшумной походкой старика, привыкшего к джунглям.

— Какова наследственность! — сказал майор. — Это происходит от того, что три поколения их прожили среди бхилей.

— И здешние люди знают это, — сказал один из офицеров. — Они ожидали этого юношу, высунув языки от нетерпения. Я уверен, что, если он не будет держать себя слишком властно, они повалятся перед ним ниц целыми ротами и будут поклоняться ему.

— Нет ничего лучше, ежели вам предшествовал ваш отец, — сказал майор. — Для моих людей я — выскочка. Я пробыл в полку только двадцать лет, а мой уважаемый родитель — простой сквайр. Никак не проникнуть в душу бхиля. Ну чего этот человек, которого привёз с собой молодой Чинн, бегает так со своим узлом? — Он вышел на веранду и кликнул неизвестного — типичного слугу вновь назначенного субалтерн-офицера, говорящего по-английски и надувающего своего господина.

— Что такое? — крикнул майор.

— Здесь множество дурных людей. Я ухожу, сэр, — ответил слуга. — Взяли ключи сахиба и говорят, что будут стрелять.

— Чертовски ясно — чертовски убедительно! Как ловко обрабатывают дела эти воры из верхней страны! Кто-то сильно напугал его. — Майор отправился в свои комнаты, чтобы одеться к обеду.

Молодой Чинн, идя словно во сне, обошёл всю стоянку, прежде чем направиться в свой крошечный коттедж. Он несколько задержался, осматривая помещение, в котором родился; потом он посмотрел на фонтан на плацу, где он, бывало, сидел по вечерам со своей няней, и на маленькую церковь, куда ходили офицеры, когда в лагерь случайно заглядывал капеллан какой-либо официальной религии. Все казалось ему очень маленьким по сравнению с гигантскими зданиями, к которым он привык, но местность была та же самая.