Валерий Климов - Прощай, Баку!

Первым уроком в десятом «А» была математика.

Это занятие у старшеклассников-«ашников» всегда сопровождалось идеальной тишиной, так как педагог по этому предмету – Инна Павловна – была очень строгой учительницей, и все нарушения дисциплины жестко пресекались ею «на самом корню». Но преподавала она великолепно… по крайней мере, для тех, кто внимательно слушал и искренне хотел понять ее математические премудрости.

Вторым уроком у Родионова с его школьными товарищами был азербайджанский язык. Его вела замечательная женщина – Зульфия Аббасовна. Она давала всем ученикам возможность, в меру, пошептаться и также, в меру, наказывала слишком шумных из них, но, при этом, очень редко ставила кому-нибудь двойки. На ее уроках можно было все: дописать неоконченное домашнее задание к другому предмету, сыграть в «крестики-нулики», обменяться мнением с близсидящими, но… главное, при этом, было «не перегнуть палку», то есть – не наглеть и не создавать излишнего шума.

До нее азербайджанский язык в их классе вел Аликпер Аскерович. Это был старый и сильно глуховатый «склеротик», над которым издевались многие школьники. Алексею же всегда было жалко этого доброго старика, прошедшего войну и имевшего множество боевых наград, и он постоянно одергивал своих излишне ретивых одноклассников, любивших безнаказанно «хохмить» над этим преподавателем.

Помимо «стандартных» розыгрышей, типа выкладывания кнопок на его стуле, некоторые «хохмачи» придумывали и другие «приколы». Один раз, например, они мелом нарисовали на его стуле круги в виде мишени, и бедный старик целый урок ходил с этой «задней» мишенью на своих брюках.

Но любимыми розыгрышами данных «любителей острых ощущений» были: исчезновение классного журнала со стола преподавателя и звонок заранее принесенного будильника минут через двадцать после начала урока, благодаря которому занятие по азербайджанскому языку заканчивалось гораздо раньше установленного времени, поскольку глуховатый Аликпер Аскерович, не отличая раздающегося звука от традиционного, искренне полагал в этом случае, что все отведенные на его предмет сорок пять учебных минут уже прошли.

Третьим уроком у десятиклассников была физика. Здесь тоже испытывался «напряг», не меньший, чем на математике.

Данный предмет вела Снежана Арсеновна – также чрезвычайно строгий преподаватель, на занятии у которой, порой, можно было расслышать даже муху, жужжащую у окна.

При этом, особенно большую порцию адреналина в крови школьники получали в тот момент, когда Снежана Арсеновна, желая кого-то из них вызвать к доске, начинала медленно, сверху вниз, проводить своей авторучкой по списку фамилий учеников в классном журнале. Поразительно, но острота ситуации, по мере опускания ее авторучки вниз, нисколько не снижалась, поскольку у данной учительницы была неприятная для школьников привычка неоднократно повторять такую процедуру заново, прежде чем, наконец-то, назначенный ею «ответчик» вызывался к доске.

Для Алексея этот предмет являлся самым дискомфортным, так как Снежана Арсеновна, почему-то, сразу невзлюбила его и придиралась к его ответам, почем зря.

При равном качестве ответов отдельным ученикам она ставила пятерки, а ему – обязательно, на бал ниже. Это давно заметили не только он и его друзья, но и многие другие одноклассники, которые стали частенько подшучивать над ним по этому поводу.

Однако, начиная с девятого класса, отношение строгой «физички» к нему постепенно нормализовалось; по крайней мере, ушла явная предвзятость с ее стороны в оценке уровня его знаний данной учебной дисциплины, и Родионову стало немного полегче.

Четвертый урок – биологию – у десятого «А» вела Людмила Рубеновна, добрейший человек и полнейшая противоположность, по характеру, Снежане Арсеновне – ее ближайшей подруге.

Людмила Рубеновна, наоборот, максимально хорошо относилась к Алексею, и он, не без основания, предполагал, что именно ее мнение, в конце концов, и растопило «лед недоверия» к нему со стороны Снежаны Арсеновны.

Последние же два урока, в этот день, были отданы «на откуп» их школьному физруку, которого все ученики за глаза называли странным прозвищем «Тли-Тли», придуманное ему кем-то из предшествующих поколений старшеклассников за невыговаривание им буквы «р» и соответствующую спортивно-военную считалку, звучащую в его исполнении следующим образом: «Лаз, два, тли! Лаз, два, тли!».

«Тли-Тли», как и всегда, не стал слишком долго размышлять над тем, какое же занятие им придумать, и, выдав девушкам волейбольный мяч, оставил их одних играть в школьном спортзале, а парней, чтобы они не мешали последним, предусмотрительно вывел на открытую спортивную площадку за школой, после чего торопливо бросил им футбольный мяч и спешно удалился в свою маленькую «физруковую» каморку.

Давние клубные пристрастия позволили парням из десятого «А» почти мгновенно разделиться на две футбольные команды болельщиков «Спартака» и «ЦСКА», моментально разошедшихся в разные стороны.

Костяк «армейцев», при этом, составили Горшенков, Розов, Пятницкий, Ахундов и Аркисов, традиционно болевшие за хоккейный «ЦСКА» и футбольное киевское «Динамо».

Основу же их извечных соперников, фанатично «топивших» за хоккейный и футбольный «Спартак» представляли Родионов, Атабекян, Сличенко, Андропов и Караев.

Остальные их одноклассники, не имевшие столь явных клубных пристрастий, разделились с помощью проведенной, на скорую руку, жеребьевки и примкнули к той или иной команде лишь в соответствии с результатом выпавшего им жребия.

Сама же игра, как и всегда, при таких составах, получилась жесткой и принципиальной. Старшеклассники не щадили ни себя, ни ног соперника, что в условиях, когда спортивная площадка представляет собой сплошную каменистую почву, огражденную металлической решеткой, прогнозируемо приводило к многочисленным ссадинам и синякам периодически падавших футболистов.

После очередного падения кого-то из «спартаковцев» Караев, не на шутку, сцепился с Розовым, но их, хотя и с большим трудом, все-таки, удалось разнять. Потом разругались между собой Горшенков с Ахундовым из-за неудачного паса последнего. Затем захромал и ушел с поля «подкованный» противником Андропов…

Казалось бы, еще немного, и игра, грозящая перейти из разряда жесткой в разряд жестокой, вот-вот прекратится, но она лишь набирала свои спортивные обороты.

Параллельно с ней из школьного спортзала доносились не менее страстные крики и визги родионовских одноклассниц. Было полное впечатление, что хрупкие девушки, там, играли не в обычный «девчачий» волейбол, а, как минимум, в крутое «мужское» регби, причем, без всяких спортивных правил…