Эва Бинчик - Эпоха человека: риторика и апатия антропоцена 

В шестой главе речь пойдет о том, что в XXI веке экологическим проблемам не уделяют достаточного внимания. Это следствие преобладающих в публичном дискурсе пагубных метафор, теоретических принципов, понятийных установок и ошибочных мер, из которых складывается история деятельности по охране окружающей среды во второй половине ХХ века. Участники дискуссии об антропоцене подчеркивают недостатки парадигмы устойчивого развития, оппоненты которой называют ее всего лишь видимостью, не предполагающей постановки конкретных этических вопросов в отношении преобладающих экономических моделей. Как я постараюсь показать, чтобы выйти из климатического тупика, необходимо скорректировать международное торговое право, которое позволяет транспортировать опасные, загрязняющие атмосферу вещества на большие расстояния. Нащупывая возможные стратегии, которые облегчили бы преодоление препятствий, встающих на пути защитников окружающей среды, я подчеркиваю значимость политики природы и отмечаю крайне интересные тенденции, ведущие к экологизации гуманитарных наук.

В следующей главе я обращаюсь к еще одной важной для моей работы теме – риторическим стратегиям, применяемым при распространении ложной информации, которая призвана вызвать скептическое отношение к проблеме глобального потепления. Благодаря исследователям, изучающим связи между наукой, техникой и обществом, мы понимаем, чем объяснялся успех медийных кампаний, направленных на отрицание антропогенных факторов как причины изменения климата, а именно этот успех, несомненно, предопределил апатию эпохи антропоцена. В седьмой главе поднимается также вопрос о том, как не допустить подрыв авторитета науки (в том числе климатологии) под воздействием порочной практики «торговли сомнениями» и в условиях, когда в интересах промышленности людей убеждают в неоднозначности подобных утверждений.

Восьмая глава посвящена экстренным мерам эпохи антропоцена, прежде всего планам геоинженерии и шокирующему проекту модификации человеческого организма в ответ на риск климатических изменений. Я обозначу технологии и решения в области климатической инженерии, которые сегодня считаются наиболее перспективными и реалистичными. Кроме того, я коснусь поучительной истории прежних планов воздействия на погоду, когда-то тоже заявленных как экстренные меры, принимать которые следует только в исключительно опасных обстоятельствах. Не останутся без внимания и уже проводившиеся эксперименты по удобрению океанских вод железом и распылению серы в стратосфере – эксперименты, противоречащие соглашениям ООН по охране природы.

В девятой главе я рассматриваю риторику контроля, наименьшего вреда и надежного аварийного плана, к которой прибегают сторонники как климатической, так и генной инженерии. В рамках подробного критического анализа обоих проектов я стараюсь выявить их общие черты и отличия. Указывая, какие риторические ловушки нас могут подстерегать, я остановлюсь на возможных сценариях адекватной реакции на риск климатических изменений. Отдельного упоминания заслуживают и не менее опасные философские позиции, такие как унаследованный от эпохи Просвещения сциентизм и технологический императив 56 56 Термин ввел польский специалист по социологии техники Лех В. Захер. Технологический императив – это убеждение, что еще неизвестные нам открытия и будущие достижения техники станут панацеей от экономических, социальных и экологических недугов человечества: Zacher L. W. Transformacje społeczeństw. Od informacji do wiedzy. Warszawa: Wydawnictwo C. H. Beck, 2007. S. 171. В англоязычной литературе такую позицию называют technological fix («техническое решение проблемы») или technological shortcut («быстрое решение техническими средствами»). , оправдывающие геоинженерию.

В заключении я систематизирую выводы своего исследования. Они касаются в первую очередь уникального дискурсивного и философского потенциала самой идеи антропоцена и захватывающей дискуссии на эту тему, толчком к которой послужило высказанное Крутценом и Стормером предположение. Я последовательно рассматриваю основные причины, в силу которых разговор об антропоцене может стать одной из важнейших дискуссий нашего столетия. Кроме того, речь здесь пойдет об истоках характерной для антропоцена апатии и главных аксиологических дилеммах этой эпохи.

Изменение климата – проблема, о масштабах которой мы можем судить только по локальным данным: невозможно непосредственно оценить состояние всей планеты. Когда речь идет о таком сложном явлении, мы должны опираться на модели, способные отразить глобальные тенденции. В основе таких моделей лежат данные исследований в разных областях (океанологии, гидрологии, метеорологии, палеоклиматологии), требующие интерпретации, а часто и применения сложных статистических методик. По сути, климатология основана на сотрудничестве представителей разных дисциплин, в ходе которого используются разнообразные исследовательские инфраструктуры, позволяющие произвести измерения. Нас в данном случае интересует, в частности, история измерений температуры, осадков, активности вулканов, а также сведения об атмосфере (ее состояниях, влажности и составе воздуха), погодных явлениях, уровне и состоянии воды в океанах, океанских течениях, поглощении океанами тепла и, наконец, солнечной активности. Измерения могут быть наземными, подводными или спутниковыми.

Общество узнаёт о состоянии климата 58 58 Понятие климата обладает особым онтологическим статусом и историей. В отличие от погоды, климат представляет собой функциональный континуум окружающей среды и в то же время динамичную, развивающуюся структуру отношений: Schönfeld M. Field, Being, Climate. Climate Philosophy and Cognitive Evolution. P. 24. В эпоху Просвещения о нем писали Христиан фон Вольф ( Wolff C. Aerometria Elementa in quibus aliquot aeris vires ac proprietates iuxta methodum Geometrarum demonstrantur. Leipzig, 1709) и Иммануил Кант, хотя работы, где они рассматривали идею климата, не вызвали широкого резонанса. Климат – условие существования всего живого. Поначалу, в XVIII веке, понятие климата ассоциировалось прежде всего с топографией. Интересно, что понятие общепланетарного, мирового климата появилось лишь относительно недавно. В обиход естественных наук оно вошло незадолго до Второй мировой войны, ранее же климат считался региональным явлением. См. Hamilton C. Defiant Earth. P. 11. благодаря научным институтам и методам – другими источниками мы не располагаем. Ученые, применяющие сложное исследовательское оборудование, показали планетарный масштаб проблемы климатических изменений. Этот аппарат – датчики, измерительные станции, средства стандартизации, ее единицы измерения и показатели – обеспечил сопоставимость данных, а компьютеры позволили упорядочить эти данные с помощью моделей и скорректировать сами модели, сравнив их с полученными блоками данных. Осознание и оценка риска дестабилизации климата требовали создания измерительных (и координационных) центров, способных охватить всю планету и множество взаимозависимых уровней. О том, как усилиями наук, изучающих климат, создается целостная картина проблемных климатических изменений, подробно пишет, например, Пол Н. Эдвардс в книге «Огромная машина. Компьютерные модели, климатические данные и политика глобального потепления (инфраструктуры)» ( A Vast Machine. Computer Models, Climate Data, and the Politics of Global Warming ( Infrastructures )) 59 59 Edwards P. N. A Vast Machine. Computer Models, Climate Data, and the Politics of Global Warming (Infrastructures). Cambridge, MA: MIT Press, 2010. Без новейших компьютерных технологий создание удовлетворительных климатических моделей оказалось бы попросту невозможным. См. Yearley S. Nature and the Environment in Science and Technology Studies // Hackett E. J. et al. (ed.). The Handbook of Science and Technology Studies. Cambridge, MA: MIT Press, 2008. P. 923. . Климатология – сложная дисциплина, вот почему у специалистов в этой области нет единого мнения по многим вопросам 60 60 Ср. Pearce W., Grundmann R., Hulme M. Beyond Counting Climate Consensus // Environmental Communication. 2017. Vol. 11 (6). P. 7. . Все оценки исследователей неизбежно содержат в себе долю неопределенности и оставляют пространство для разных интерпретаций 61 61 См. Collins H. M. An Empirical Relativist Programme in the Sociology of Scientific Knowledge // Knorr-Cetina K., Mulkayr M. (ed.). Science Observed. Perspectives on the Social Study of Science. London: Sage Publications, 1983. P. 85–113. Имеется в виду невозможность подкрепить теорию эмпирическими данными – проблема, на которую указывают многие современные ученые, – и неточность результатов лабораторных исследований, о которой писали с точки зрения социологии научного познания и постконструктивизма. См. Bińczyk E. Technonauka w społeczeństwie ryzyka. S. 92–112. . Кроме того, ученым все труднее оперировать понятием климата как некой стабильной «природной» системы или совокупности находящихся в равновесии факторов, поскольку такая концепция не учитывает ни впечатляющих последствий вмешательства человека, которое продолжается до сих пор, ни обратной связи 62 62 При положительной обратной связи следствия способствуют сохранению причины (самоподдержка), а при отрицательной – противостоят причине (саморазрушение). . Исследования, посвященные влиянию человека на климатические условия в наше время, наводят на мысль, что нам едва ли когда-либо удастся получить более полные сведения о климате, нежели те, какими человечество располагает сегодня 63 63 Ср. Raffnsøe S. Philosophy of the Anthropocene. P. 13. . В этом плане уверенность в постоянном расширении наших познаний о климате может оказаться ошибочной 64 64 Edwards P. N. A Vast Machine. P. 438–439; см. также Chakrabarty D. The Anthropocene and the Convergence of Histories // Hamilton C., Bonneuil C., Gemenne F. (ed.). The Anthropocene and the Global Environmental Crisis. Rethinking Modernity in a New Epoch. London, New York: Routledge, 2015. P. 47. .