Александр Строев - Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Давно знакомый с Вами, я люблю Вас девятнадцать лет, немного или сильно, восхищаюсь Вами неизменно и обожаю время от времени. Рано или поздно Вы будете ко мне благосклонной. Став для меня мачехой в том, что касается славы или богатства, фортуна не лишила меня тех даров, кои другие скорее утрачивают: я имею в виду чувствительность. Приезжайте и посмотрите, бахвалюсь ли я (Вена, 20 апреля [1806 г.]).

Принц настаивает:

Я не обхаживаю женщин на немецкий манер, пачкая туфли моей возлюбленной, вешаясь ей на шею и марая грязью ее чулки. Я проделываю сие только с офицерскими женами. Но если мое колено, рука или плечо случайно касаются Ваших, Вы тут же впадаете в гнев [осень 1805 г.?].

Придам даже грубый тон моим письмам и скажу Вам по поводу Вашей сдержанности, лишающей меня прикосновения к Вашей руке, колену и прочих маленьких невинных милостей, навроде попыток взять Вас под руку или коснуться Вашего плеча, что я предпочитаю торговцев оптом, а не в розницу. Я бы простил Вам отказ от розницы, если бы Вы согласились на другое [осень 1805 г.?].

Сердится на строгость:

Я никогда не отправлял в отставку. Я уходил порой в отставку. Я часто получал абшид: но потому, что был уже занят в другом месте. Ныне сего не скажешь, а я его получаю. Нет, Вы не из цивилизованных русских. Вы все еще варвар тех времен, когда вы еще даже не приняли крещения. Вы делаете вид, что верите, будто мои письма и мое чувство к Вам – игра ума. (Теплице, 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Принц разжигает ревность княгини, неоднократно поминает другую возлюбленную, «агнца», а также более опасную соперницу, молодую и красивую княгиню Екатерину Багратион, вскружившую голову Вене:

Что побуждает меня безумно любить прелестную малютку Багратион, так это то, что мы все время сравниваем Вас с другими и беспрерывно говорим о дюжине достоинств и полудюжине красавиц. Она мила, и ее общество прелестно (Теплице, 8 августа [1806 г.?]).

Принц называет свои ежедневные записки «сердечным бульоном», подхватывая словцо госпожи де Полиньяк, сорок лет кряду получавшей подобные послания от господина де Майбуа. Он объясняет:

Догадались ли Вы, великая угадчица, почему я пишу к Вам каждый день и проявляю такой пыл и настойчивость? <���…> дабы навредить другим влюбленным в Вас, кои покажутся Вам весьма холодными и сухими, поскольку явно не пишут Вам каждое утро.

Он настаивает: «Читайте и храните меня как „Курс любовной литературы“» ([Теплице, осень 1805 г.?]). Дабы подчеркнуть литературную игру, он добавляет славную цитату из «Опасных связей», изменив ее смысл:

Не моя в том вина 104 104 Принц де Линь и Екатерина IІ используют эту цитату, обсуждая Потемкина (Вена, 12 марта 1790 г.; Царское Село, 21 мая (1 июня) 1791 г.). . Я искал женщину, более достойную любви, дражайшая княгиня. Я ее не нашел. Потому приходится возвернуться к Вам (Теплице, 7 июля [1805 г.]).

И заключает: «Известно ли Вам, что моя любовная переписка близится к концу? Будь Вы благоразумны в Вене, у нас было бы время любить друг друга, а не писать об этом в письмах» (после 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Литературные аргументы не действуют, и Линь прибегает к историческим параллелям, уподобляя княгиню Долгорукую царице. Он без конца напоминает, что она была любовницей Потемкина, и сравнивает их манеру ухаживать. Письма против пушек: «Я немедля откажусь от сих любовных излишеств, каковые стоят мне дороже, чем бессарабские канонады и молдавские оркестры» ([осень 1805 г.]).

Екатерина Долгорукая предстает как Екатерина Великий, как высшее существо, одновременно мужчина и женщина:

Побыв доныне матерью, будьте женщиной, галантной дамой, а после – достойнейшим мужчиной, любезным, элегантным, образованным, совершенного тона, тем, кем Вы в конце концов являетесь, превосходя во всем оба эти пола. Вы легендарное божество (Теплице, 16 августа [1805 г.? 1806 г.?]).

Принц доводит обожествление до богохульства:

Пастушок Парис вручил всего одно яблоко. Я бы дал Вам три, ибо Вы объединяете всех трех богинь, прибегших к его суду. Я больше люблю и лучше знаю эту троицу, чем другую. Вы даже одна из них для двух наших религий, рассорившихся из‐за славного голубка, но в другом роде. Вы мать, дочь и Святой дух («Аттестат добродетели, стойкости, ума и очарования, выданный самой прекрасной и любезной из женщин после 17 лет близкого общения» (беловой вариант [1805]).

В эпистолярной игре принц де Линь постоянно меняется ролями: он сравнивает себя с Екатериной IІ и Нинон де Ланкло, а княгине отводит роль Потемкина и аббата Жедуена 105 105 Куртизанка Нинон (Анна) де Ланкло (1616–1706) в возрасте восьмидесяти лет якобы соблазнила аббата Никола Жедуена (1667–1744), члена Французской академии (с 1719 г.). Вольтер опровергает эту легенду в своих сочинениях: «Век Людовика XIV» (1752–1768), «В защиту моего дядюшки» (1767), «Принцесса Вавилонская» (1768), уточняя, что этим аббатом был не Жедуен. .

Скажу Вам, как императрица, отчитавшись перед князем 106 106 Г. А. Потемкин. о диспозиции войск, направленных против Швеции: « Верно ли я поступила, мой учитель? » (Теплице, 21 августа [1806 г.]).

Приветствую Вас, дорогой и очаровательный аббат Жедуен, любите малость Вашу Нинон, любящую Вас всем сердцем ([лето 1805 г.]).

О, любезный мой аббат Жедуен! Как мы будем счастливы вместе! То будет урок морали, физики, теоретической и практической философии и вечного блаженства («Аттестат добродетели»).

Отведав «сердечного бульона», должны ли мы заключить, что княгиня Долгорукая была последней и самой сильной страстью принца де Линя? Или, вернее, что она занимает особое место среди русских, покоривших его сердце? Возможно. Но княгиня не случайно завещала серую тетрадь, в которой хранились письма, Сергею Семеновичу Уварову.

В 1806–1809 гг. двадцатилетний дипломат, прикомандированный к русскому посольству в Вене, не остался равнодушным к обаянию семидесятилетнего «чаровника Европы». Линь в стихах, сопровожденных шутливым рисунком, уподобляет Уварова Ганимеду, похищенному Зевсом. Посылает ему поэму в духе «Оды к Приапу» Алексиса Пирона (1710) 107 107 Текст не сохранился. Упоминается в «Смеси» при публикации другого стихотворения: «Тому же господину Уварову, посылая ему оду на тему, кою не осмеливаюсь назвать, примерно ту же, что в замечательной оде Пирона». Mélanges. 1808. Т. XXXI. P. 166–169. .

Друзья осыпают друг друга градом похвал в стихах и в прозе.

Добрый день, прелестная миниатюра разного рода достоинств, коим пристало быть явленными при случае, причем тому должен быть повод самого возвышенного рода. Добрый день, милейшая энциклопедия всего самого наилучшего, приятного и важного, что есть во всех народах. Добрый день, друг моего сердца (б. д.).