Бруно Ясенский - Человек меняет кожу

– Иными словами, такого показания дать мне не хочешь? Ведь я не прошу тебя высказывать своё мнение, заступаться за меня. Я прошу только подтвердить факт, хорошо тебе известный. Неужели ты откажешь мне в таком пустяке?

– Говорю тебе, кажется, человеческим языком: показание по твоему делу я уже давал. И повторять его нет никакого смысла.

Уртабаев поднялся.

– Ну, я пошёл. Извини, что отнял у тебя время.

– Мнительный ты человек, Уртабаев. Поверь моему чекистскому слову: пустяки всё это. Имел ли Файза возможность прийти и сдаться, или не имел возможности, – ничего от этого не меняется. Ты докажи, что Ходжияров врёт, что его вообще не было в твоём отряде. Если достанешь такое свидетельство, никакие другие тебе не нужны. А не докажешь – привози хоть десять рекомендаций, – в партии тебе не быть.

Уртабаев мял в пальцах розовый пропуск.

– Ты на меня не сердись, – сказал он, смотря в окно. – Я сам понимаю, что всё это пустяки и ездить в Ташкент было незачем… Ну, спасибо тебе, ты хороший человек…

– Подожди, – Пехович порылся в ящике стола. – Есть тут одна мелочь, которая может тебе пригодиться…

– Револьвер?…

– Не дури… А, вот она. – Он достал и развернул газету. – Вот это – афганская газета. Тут отмечена одна статейка. Может тебе очень пригодиться…

Уртабаев пробежал статейку, отмеченную красным карандашом:

Сердце наше страдает, как роза, которую бросил на дорогу неразумный странник и которую втоптал в пыль верблюд проходящего каравана.

Много раз мы призывали наших любезных соотечественников к разумному подчинению велениям великого шариата во имя милости бога и благословения пророка (да будет мир божий над ним!).

Увы, слова наши остаются без внимания и подобны призыву муэдзина, которого не слышат уши легкомысленных правоверных, погружённых в глубокий сон.

Дошли до нас вести, что банда безбожников из кишлака Калбат, Имам-Саибского хакимства, поправ священные указания всевышнего и великих руководителей ислама, направленные к благополучию и счастью людей, подражая неверным, установила в своём кишлаке порядки, противные шариату. Упразднив по совместному соглашению собственность установленную богом эти дехкане смешали воедино все свои хозяйства и, наподобие безбожников в Советах, о деяниях которых ни один правоверный не может подумать без содрогания, организовали у себя советский колхоз. Соблазнённые примером неверных, эти мусульмане, обрёкшие на гибель свои души, забыли священные слова корана: «Дела неверующих подобны мареву в пустыне: жаждущий считает его водой, но как скоро подходит к нему, ничего не находит, а находит с собой только бога, который требует его к отчёту». И другое, столь же священное указание нашего великого пророка (да будет мир божий над ним!): «Не производите расстройства на земле после того, как приведена она в благоустройство. Призывайте его со страхом и надеждою: истинно, милость божия близка к делающим доброе».

Безбожники из кишлака Калбат отказались, помимо того платить все установленные богом налоги, за исключением «кардари», и проявили большую нерадивость и беспечность в соблюдении молитвенного ритуала, составляющего один из столпов мусульманской веры.

По милости божьей и по донесению одного из благочестивых хазаратов в настоящую минуту зачинщики этою безбожного дела понесли уже заслуженное наказание. Отрезанные их головы выставлены перед мечетью, дабы население других кишлаков видело, как закон карает преступников, нарушивших основы священного шариата.

А население всего Имам-Саибского хакимства, не поддаваясь уговорам завистников, подбивающих его против благочестивых мусульман, которых бог милостивый и милосердный одарил земными благами в отмеренном им количестве, пусть помнит указание совершенной мудрости божией, выраженное в словах пророка: «Если бы бог в изобилии подавал рабам своим жизненные потребности, то они без меры буйствовали бы на земле, но он ниспосылает им в умеренном количестве, в каком хочет, потому что он видит рабов своих.

Уртабаев сложил газету.

– Можешь мне дать этот номер?

– Бери. Но это, брат, тоже мелочь, дела не меняет. Времени много теряешь. Поди больше недели на поездку сюда ухлопал. Тебе дальше Киика и езжать не надо было. Свидетелей на месте поищи, с дехканами побалакай. Попомни мои слова. По старой дружбе говорю…

Уртабаев шёл по невесёлым посеревшим улицам. Шёл долго, не ощущая усталости, и удивился, когда ноги привели его к гостинице.

Ключа от его комнаты на доске не оказалось. Он повернулся, чтобы спросить, и увидел устремлённые на него пристальные глаза швейцара.

– Вас дожидаются, – угрюмо сказал швейцар.

Уртабаев вздрогнул. Он взглянул вверх на пустую лестницу, мгновение заколебался и, чувствуя на себе строгие глаза швейцара, тяжёлым шагом стал подыматься. Не раздумывая больше, он толкнул дверь своей комнаты и в ту же минуту почувствовал на шее чьи-то крепкие руки и на губах холодок чужих губ. Это была Синицына.

– Ну, наконец-то. Жду два часа. Насилу разыскала тебя, – она захлопнула дверь и потащила его на середину комнаты.

– Вы здесь?… Ты здесь?… – растерянно бормотал Уртабаев. – Что ты здесь делаешь?

– Приехала к тебе.

– Ко мне?

– Ну да, к тебе. И теперь уже насовсем. Ты недоволен?

– Я ведь здесь всего на пару дней. Завтра должен ехать в Сталинабад.

– И что из того? Поедем вместе.

– Вместе в Сталинабад?

– Ну да.

– Да ты не отдаёшь себе отчёта, кажется, в моём положении.

– А ты не отдаёшь себе отчёта в моей любви, – она трясла его за плечи. – Люблю тебя, понимаешь? И никуда от тебя не уеду. Во второй раз меня не прогонишь.

– Пойми, Валя, это же безумие. Через четыре дня в ЦКК в Сталинабаде будет решаться моё дело. Если я не опровергну обвинений, меня, по всей вероятности, арестуют.

– Ну и что же. Если тебя сошлют, поеду за тобой. Не пытайся меня прогонять, – ничего не выйдет. Тогда ты не хотел оставить меня у себя, потому что я не верила в твою невиновность, но ведь сейчас я знаю, что ты невиновен. Тогда я ещё не знала, что люблю тебя, но ведь теперь я это знаю твёрдо. Что изменится от того, что тебя засудят какие-то дураки?

Уртабаев мягко гладил её плечи.

– Пойми, я не могу согласиться. Подождём, может, мне удастся разбить это нелепое обвинение. У меня есть уже в руках одно доказательство. Смотри, вот в этой газете есть заметка, что в кишлаке Калбат в Афганистане действительно организовался колхоз.

– Ну вот видишь, всё не так страшно, как тебе кажется.

– Да, – помрачнел Уртабаев, – только всё это не главное, не основное. Если я не докажу, что мой главный обвинитель Ходжияров врёт, в партии меня всё равно не восстановят.