Оскар Лутс - Весна

Кугеуру, кагеуру, икеруритс… Как только более смышленые ребята справились с этой задачей, мстер сразу же задал им новую:

– Кивирюнта – пунта – энта – паравянта – васвилинги – суски – товара – асс – сарапилли – ясси – карлитери – юнни – айкукури – лейонни.

Это был крепкий орешек. Выпучив глаза, мальчишки старались зазубрить чудодейственные слова, но те никак не запоминались.

– Что значат эти слова? – спросил кто-то из ребят.

– Га-а, – ответил Тоотс, взглянув на него через плечо. – Попробуй сказать их в ночь под Новый год, ровно в двенадцать часов, тогда и увидишь, что они означают.

– А что ж они все-таки значат?

– Что значат, что значат… Во всяком случае, что-то да значат, и но же я их наизусть заучивал.

– Ну, а что?

– Если скажешь их в новогоднюю ночь, сразу кто-то и появится.

– Кто?

– Появится… такой вот… с копытцами… Наш батрак один раз их сказал. Пошел в баню один и сказал.

– Ну?

– Что – ну? Тот и появился.

– А какой он из себя?

– Какой?.. Волосатый. Весь в шерсти, как баран. И черный. Сначала закудахтал в углу, как курица: ко-о-ко-ко… Батрак подумал: черт знает, откуда здесь курица взялась? А тот как шагнет из угла, у батрака и дух захватило.

– Почему?

– Почему?.. Ну, с испугу. Он из бани бегом и – домой! Обернулся назад и видит: тот, волосатый, стоит в дверях бани, а у самого глаза горят, как угли. А вы, дурачье, что думаете – шутка это, что ли, если такой появится? Но я… в следующий раз сам пойду… посмотрю.

– Пойдешь?

– Пойду, ну да, пойду. А вы, дурачье, думаете – испугаюсь? Ну конечно, с голыми руками не пойду, не такой уж я болван, захвачу свой громобой, тогда и пойду. О-о, я еще заряжу его серебряной пулей, пусть тогда сунется. Как бацну… он у меня сразу так и кувырнется, пусть тогда попробует: ко-о-ко-ко…

– А разве нужно непременно одному идти?

– Вот чудак, конечно, одному! Как же ты вдвоем пойдешь.

– А что он сделает, если вдвоем пойти?

– Если вдвоем… Ну, может, через щелочку в стене подсматривать будет, а вылезти побоится.

– А батрак его, значит, видел?

– Ну да. После несколько дней болел. И бывало, чуть стемнеет, так он – хоть убей его, а к бане ни на шаг.

– Что-то больно уж много несчастий всяких с этим вашим батраком случается, – заметил один из наиболее недоверчивых слушателей. – Осенью ты говорил, будто змея ему вокруг шеи обвилась, а теперь он у тебя с чертями возится… Что это за человек такой у вас?

– Да так, один мужичок из Мыркна.

Когда прозвенел звонок и все упомянутые нами лица уже собрались идти в класс, перед ними вдруг, словно из-под земли, выросла фигура кистера. Ребята струсили.

– А ну, говорите, чему это вас Тоотс опять учил? – рявкнул кистер. – Наверно, опять какая-нибудь дурацкая песня или ругательства!

– Ничего, ничего такого не было, – попытался возразить Тоотс.

– Молчать! – крикнул кистер, так сильно топнув ногой о пол коридора, что у Тоотса душа ушла в пятки, а оттуда через рваные задники чуть было совсем не удрала от своего хозяина.

– Сымер, говори ты!

– Раста, дваста, кяорурукеру, икереуруритс, – пролепетал перепуганный Сымер.

– Молчать! Это что за вздор?

– Не знаю, Тоотс так говорил.

– Ну да, а ты только и знаешь, что наизусть заучивать. Ты, оболтус, лучше бы песнопения учил и библейские истории. Их ты никогда не знаешь. А ты, – кистер повернулся к Тоотсу, – если сегодня еще хоть раз покажешься мне на глаза, то берегись! Встреча наша будет неприятной, постарайся ее избежать. Помни – ты и так в школе держишься, точно на лезвии ножа. Еще одна такая выходка, как вчера, и ты вылетишь отсюда на веки вечные. Марш в класс!

Тоотс не заставил дважды повторять эти слова.

Происшествие это, однако, ничуть не помешало ему на следующей перемене организовать новый заговор. Сопровождаемый несколькими ребятами постарше, он появился во дворе и немедля занялся весьма важным делом.

Возле забора лежали опрокинутые дровни кистера. Они были вынесены со двора, и все три „Черных капитана“ – такое наименование Тоотс успел уже присвоить себе и своим единомышленникам – уселись в сани и со страшной скоростью понеслись вниз со школьной горки. Остановились сани лишь на другом берегу реки, на поле хутора Кооли. Только теперь, оглянувшись, наши пассажиры заметили, какой длинный путь они проехали. И всем это очень понравилось. Сани снова втащили на гору, и смелые путешественники с гиканьем помчались вниз; чудесная поездка приводила их в восторг.

Но их уже подстерегала неудача. Сначала из школы вышел один мальчуган, за ним второй, третий… Четвертый позвал пятого, пятый побежал и крикнул на весь класс, чтобы все шли смотреть, как поезд мчится с горы. И вскоре мальчишки заполнили весь школьный двор.

Ребята, скользившие на санях с горки, как раз вернулись из третьего рейса и собирались своей компанией совершить и четвертый, но тут явились непрошенные гости; на санях вмиг выросла целая живая груда мальчишек.

В самом низу под этой грудой хрипел Тоотс; он кричал, что если ребята сейчас же не слезут, то нога у него сломается, как кнутовище. Никто, конечно, не обратил на это внимания, никому и в голову не пришло слезать; только Имелик насмешливо спросил: – А как у тебя нога сломается – вдоль или поперек?

Сразу же после этого кто-то подтолкнул сани, и они понеслись вниз.

Маленький Леста – он один только остался на горке и наблюдал эту поездку – потом описывал ее так:

– Ох ты господи! Кезамаа только толкнул сани – а они как понесутся – вж-ж-жик! Сначала как будто подпрыгивали, а как у реки очутились, чуть повернули да прямо об дерево – трах! Полозья поломались – аж треск пошел, а ребята кричать начали, ужас как, а у речки ребят было на земле прямо как травы на покосе, один головой вниз торчит в снегу, другой по реке на четвереньках ползает, а сам все: „аи, аи“ да „аи, аи“! Я сначала подумал, что теперь они все помрут, и испугался, а кистер как пришел, они все сразу ожили и побежали наверх. А я в класс пошел и сказал Тали – ох ты, господи, ну и зададут им теперь трепку!

И им действительно задали трепку. И не только кистер – многих покарала сама судьба.

У Имелика из носу текла кровь, словно вино из бочки, как он сам говорил. У Кезамаа над бровью вскочила огромная синяя шишка, у Тоомингаса было ободрано колено, а Тоотс охал, что он сейчас умрет. У него была немного оцарапана нога около щиколотки.

Кистер же долго стоял в раздумье у реки, а потом стал бродить вокруг своих поломанных саней, как привидение среди развалин замка.