Сельма Лагерлёф - Сага о Йёсте Берлинге

Капитанша вышла на крыльцо с тремя небольшими красными книжечками в руках.

— Возьми их, — сказала она Йёсте, который уже сидел в санях, — возьми их на случай, если тебе не будет удачи! Это «Коринна», «Коринна» мадам де Сталь. Я бы не хотела, чтобы эти книги были проданы с аукциона.

— Мне не может не повезти.

— Ах, Йёста, Йёста, — сказала она, проводя рукой по его непокрытой голове, — сильнейший и слабейший из людей! Долго ли ты будешь помнить о бедных людях, судьба которых находится в твоих руках?

И вороной Дон-Жуан помчал Йёсту по дороге, а позади бежал белый Танкред. Йёста предвкушал новое приключение, и это наполняло ликованием его душу. Он чувствовал себя молодым завоевателем; добрый гений витал над ним.

Его путь лежал мимо пасторского дома в Свартшё. Йёста заехал туда и спросил, не угодно ли Анне Шернхек, чтобы он подвез ее в Борг. Ей было угодно. И вот в его санях очутилась красивая своенравная девушка. Да и кто отказался бы от удовольствия прокатиться на Дон-Жуане.

Сначала молодые люди хранили молчание, но девушка, упрямая и высокомерная, заговорила все-таки первая.

— Ты слышал, Йёста, о чем сегодня объявил пастор в церкви?

— Ну, наверное, он объявил, что ты самая красивая девушка между Лёвеном и Кларэльвеном?

— Не притворяйся, Йёста, все уже знают об этом. Он объявил о моей помолвке со старым Дальбергом.

— Если б я знал об этом, я бы не сел рядом с тобой, а пересел бы назад или вообще не повез бы тебя.

Гордая наследница отвечала:

— Подумаешь, уж добралась бы как-нибудь и без Йёсты Берлинга.

— И все-таки жаль, Анна, что твоих отца и матери нет в живых, — проговорил Йёста задумчиво. — Ты теперь стала такой, что на тебя никак нельзя положиться.

— А еще более жаль, что ты не сказал мне этого раньше, тогда я поехала бы с кем-нибудь другим.

— Наверное, пасторша, так же как и я, полагает, что тебе нужен человек, который заменил бы тебе отца, иначе она не впрягла бы тебя в пару с такой старой клячей.

— Пасторша тут ни при чем.

— Уж не сама ли ты, упаси боже, избрала такого красавца?

— Он по крайней мере берет меня не из-за денег.

— Ну конечно, старики вечно гоняются за голубыми глазками и розовыми щечками, и при этом нежности у них хоть отбавляй.

— Как тебе не стыдно, Йёста.

— Но помни, теперь конец твоим заигрываниям с молодыми людьми! Конец и танцам и играм. Теперь твое место в углу на диване; или, может быть, ты собираешься играть в виру [13] . Вира — карточная игра в Швеции. со старым Дальбергом?

Она ничего не ответила, и всю дорогу до крутого спуска близ Борга они хранили молчание.

— Спасибо, что подвез! Немало пройдет времени, прежде чем я снова воспользуюсь любезностью Йёсты Берлинга.

— Спасибо за обещание! Многие проклинают тот день, когда они поехали с тобой на вечеринку.

Упрямая красавица вошла в танцевальный зал и гордо оглядела собравшихся.

Первым, кто бросился ей в глаза, был щуплый лысый Дальберг рядом с высоким, стройным, светловолосым Йёстой Берлингом. И ей вдруг очень захотелось выгнать их обоих из зала.

Жених подошел к ней, чтобы пригласить ее на танец, но она взглянула на него с уничтожающим пренебрежением.

— Вы хотите танцевать? Вы же не танцуете!

Подошли ее сверстницы и стали поздравлять ее.

— К чему это, девушки! Вы же сами знаете, что влюбиться в старого Дальберга невозможно. Но он богат, и я богата, и поэтому мы отлично подходим друг к другу.

Пожилые дамы пожимали ей руку и говорили о высшем блаженстве в жизни.

— Поздравляйте пасторшу! — отвечала она. — Она радуется этому больше меня.

А в стороне стоял Йёста Берлинг, беспечный кавалер; все восторженно встречали его за веселую улыбку и остроумие, золотым шитьем которого он так умел украшать серую ткань жизни. Никогда еще Анна не видела его таким, каким он был в этот вечер. То не был отщепенец, изгнанник, бездомный фигляр — нет, то был король над всеми людьми, настоящий король.

Вместе с другими молодыми людьми он устроил заговор против нее. Пусть, мол, одумается и поймет, как дурно она поступает, отдавая старику свою красоту и свое богатство. Они заставили ее просидеть десять танцев.

Анна так и кипела от негодования.

Перед одиннадцатым танцем к ней подошел один жалкий молодой человек, ничтожнейший из ничтожных, с которым никто не хотел танцевать, и пригласил ее.

— На безрыбье и рак рыба, — сказала она.

Начали играть в фанты. Девушки посовещались и присудили ей поцеловать того, кто ей больше всех нравится. Они насмешливо улыбались, предвкушая, как гордая красавица станет целовать старого Дальберга.

Но она поднялась, величественная и гневная, и сказала:

— А нельзя ли мне вместо этого дать пощечину тому, кто мне меньше всех нравится?

И в следующее мгновение щеку Йёсты обжег удар ее крепкой руки. Он весь вспыхнул, но сдержался и, крепко схватив на секунду ее руку, прошептал:

— Встретимся через полчаса внизу в красной гостиной!

Взор его лучистых голубых глаз сковал ее волю магическими цепями. Она чувствовала, что не может противиться.

Внизу она встретила его гордая и гневная.

— Какое тебе дело, Йёста Берлинг, за кого я выхожу замуж?

Он не нашел для нее ни одного ласкового слова и считал неуместным говорить сейчас о Фердинанде.

— По-моему, для тебя не такое уж это строгое наказание — просидеть десять танцев. Ты думаешь, что можешь безнаказанно нарушать клятвы и обещания? Возьмись проучить тебя кто-нибудь другой, достойнее меня, он выбрал бы более жестокое наказание.

— Что дурного я сделала тебе и всем вам, почему вы не оставляете меня в покое? Вы преследуете меня из-за денег. Вот возьму и выброшу их в Лёвен, пусть тогда, кто захочет, ищет их на дне озера.

Она закрыла лицо руками и заплакала от обиды.

Это тронуло сердце поэта. Ему стало стыдно за свою суровость. Он ласково заговорил с ней:

— Ах, дитя мое, прости меня! Прости бедного Йёсту Берлинга! Разве не знаешь ты: не стоит обижаться на слова и поступки такого незначительного человека, как я. Его гнев никого не заставит плакать; с таким же успехом можно плакать от укуса комара. Это было безумием с моей стороны, но я хотел помешать нашей самой красивой и самой богатой девушке выйти замуж за старика. А теперь вижу, я только огорчил тебя.

Он сел рядом с ней на диван и тихо обнял за талию, точно желая лаской и нежностью поддержать и ободрить ее.

Она не противилась. Она прижалась к нему, обхватила его шею руками и плакала, положив свою прекрасную голову ему на плечо.

Ах, поэт, сильнейший и слабейший из людей! Разве твою шею должны были обнимать эти белые руки!

— О, если бы я знала, — прошептала она, — я бы никогда не согласилась выйти за старика. Я смотрела на тебя сегодня и видела, что никто здесь не может сравниться с тобой.