Гийом Аполлинер - Убиенный поэт

Он укрылся в соборе и оставался там вместе с несколькими церковными служками, спрятавшись от сборища распоясавшихся Дриксов, Гансов и Маризибилей. Эти последние были особенно жестоки, взывали простонародным языком к Богородице, святой Урсуле и волхвам, не забывая при этом охаживать кулаками своих соседей, чтобы пробить себе дорогу в толпе. Их «отченаши» и благие мольбы сопровождались гнусными, по мнению поэта-профессора, жестами, которые намекали на его сексуальные

наклонности. Лежа ничком под громадной деревянной статуей святого Христофора, доктор Штиммунг дрожал от страха. Он прислушивался к звукам, которые производили каменщики, замуровывая все выходы из собора, и готовился умереть от голода.

Около двух часов в газеты поступило телеграфное сообщение, что некий неаполитанский поэт, ризничий, видел, как в сосуде вскипела кровь святого Януария. Ризничий поспешил к дверям — объявить о свершившемся чуде и попытать счастья, сыграв с прихожанами в игру на пальцах «Кто больше». Он выиграл все, что хотел, и в придачу удар ножом под сердце.

Телеграммы об арестах стихотворцев поступали весь день. К четырем часам стало известно о казнях американских поэтов на электрическом стуле.

В Париже несколько молодых виршеплетов с левого берега, уцелевших, поскольку не имели общественного признания, организовали демонстрацию, которая проследовала от «Клозери де Лила» до Консьержери, куда правительство заключило последнего короля поэтов.

Для разгона демонстрации прибыла армия. Кавалерия стала теснить демонстрантов. Те выхватили оружие и отбились, но, увидев это, в потасовку включилась толпа. Поэты и все им сочувствующие были раздавлены.

Так начались преследования, которые вскоре распространились по всему миру. В Америке после казни на электрическом стуле известных поэтов был устроен суд Линча над всеми негритянскими певцами, а заодно и над многими из тех, кто никогда в жизни не сочинил ни одной песни. Затем перекинулись на белых представителей литературной богемы. К тому времени стало известно, что Тограт, лично возглавив преследования в Австралии, взошел на борт судна в Мельбурне.

Поэты, подобно Орфею, были на пороге трагической гибели. Издателей повсюду избивали, а стихотворные сборники сжигали. В каждом городе происходила бойня. Всеобщее восхищение было теперь обращено на того самого Горация Тограта, который в Аделаиде (Австралия) вызвал бурю и направил ее на полное разрушение поэзии. Говорили, что ученость этого человека граничит с чудом. Он якобы рассеивает облака и приводит грозу куда хочет. Завидев его, женщины готовы были выполнять все его желания. Впрочем, он не пренебрегал ни женскими, ни мужскими прелестями. Узнав, какой энтузиазм он вызвал во всей вселенной, Тограт объявил, что, как только Австралия будет очищена от эротических и элегических поэтов, он сам объедет все важнейшие города мира. И вправду, вскоре стало известно об исступленных толпах, которые встречали этого чудовищного немца Тограта в Токио, Пекине, Якутске, Калькуттуке, Каире, Буэнос-Айресе, Сан-Франциско и Чикаго. Где бы он ни оказался, он производил сверхъестественное впечатление — то своими чудесами, которые он называл научными опытами, то невероятными исцелениями, укреплявшими его репутацию ученого и даже чудотворца.

30 мая Тограт приплыл в Марсель. Население толпилось на набережных. С парохода на берег он прибыл на шлюпке. Как только его заметили, раздались крики, приветствия, оглушительный рев, исторгаемый бесчисленными глотками. Все это мешалось с шумом ветра, плеском волн и воем корабельных сирен. Ученый стоял в шлюпке, высокий и худой. Чем ближе к берегу подплывала шлюпка, тем яснее можно было различить его героические черты. Лицо Тограта было выбрито до синевы, почти безгубый рот широким шрамом перерезал его лицо, лишенное подбородка, что делало его похожим на акулу. Задранный кверху нос чернел дырами ноздрей, а над ним поднимался очень высокий и очень широкий лоб. Тограт был в белом облегающем костюме и в ботинках на высоких каблуках, тоже белых. Шляпы он не носил. Едва немец ступил на марсельскую землю, энтузиазм толпы достиг такой степени, что, когда набережные опустели, триста человек были найдены раздавленными, затоптанными и задушенными. Несколько здоровяков подхватили героя и несли до самой гостиницы, где его ждали апартаменты, у которых выстроились распорядители, переводчики и служащие. Остальные пели и кричали, а женщины бросали ему цветы.

Тем же утром Крониаманталь прибыл в Марсель из Брно в поисках Тристуз, которая была здесь с Папонатом еще со вчерашнего вечера. Все трое смешались с толпой, приветствовавшей Тограта перед отелем, где он собирался остановиться.

— Какая удача, что вы, Папонат, не поэт, — сказала Тристуз. — Вы обладаете талантами гораздо более достойными, чем поэзия. Не правда ли, Папонат, вы ведь ни капельки не поэт?

— Конечно, дорогая, — ответил Папонат, — я сочинял только смеха ради. Нет, я не поэт, я отменно деловой человек, никто не умеет управляться с доходами так мастерски, как я.

— Сегодня же отправьте по почте письмо в редакцию «Голоса» в Аделаиду и изложите все это. Тогда вы будете в безопасности.

— Не премину, — сказал Папонат. — Да я поэтов и в глаза не видал! Разве что Крониаманталя.

— Очень надеюсь, что его казнят в Брно, где он рассчитывал найти нас, — ответила Тристуз

— А кстати, вот и он, — понизил голос Папонат. — Вон он, в толпе. Он прячется и нас пока не видел.

— Хочу, чтобы его казнили немедля, — вздохнула Тристуз. — Надеюсь, долго ждать не придется.

— Смотрите,— вскричал Папонат,— а вот и герой!

* * *

Кортеж, несущий Тограта, прибыв к отелю, опустил агронома на землю. Повернувшись к толпе, Тограт воззвал:

— Марсельцы! Чтобы отблагодарить вас, я мог бы использовать слова куда более увесистые, чем ваша знаменитая селедка. Я мог бы сказать длинную речь. Но эти слова все равно проиграли бы в пышности той встрече, которую вы мне устроили. Уверен, что среди вас есть недужные, я могу облегчить их страдания благодаря не только своим познаниям, но и опыту других ученых, который они накопили за многие тысячелетия.

Человек с голым, как у жителя Миконоса, черепом воскликнул:

— Тограт! Божество в человеческом обличье, ученейший и всемогущий, дай мне шикарные волосы!

Тограт улыбнулся и приказал пропустить этого человека. Затем он коснулся его обнаженного черепа со словами:

— Твой бесплодный голыш покроется обильной порослью, но никогда не забывай об этом благодеянии и навсегда прокляни лавровую ветвь.

Одновременно с лысым приблизилась девица. Она умоляла Тограта: