Редьярд Киплинг - Сталки и компания

Но им уже было все равно! Два шиллинга и четыре пенса сразу стоят шести пенсов в неделю, если их поделить на голодные дни недели.

– А что такое расписка? – спросил Жук. – Я об этом только в книге читал.

– И вот теперь ты должен ее составить, – сказал Сталки.

– Да... но наши чернила темнеют только на следующий день. Думаешь он не заметит?

– Нет. Он слишком озабочен, – сказал Мактурк. – Поставь свою подпись на листе бумаги, Сталки, и напиши «Я должен тебе два шиллинга и четыре пенса». Неужели ты мне не благодарен за то, что я выудил эти деньги из Праута? Сталки бы никогда не заплатил... Зачем ты это делаешь, болван?!

Жук автоматически передал деньги Сталки как казначею их комнаты. Нелегко побороть привычку, сложившуюся за долгие годы. Праут в ответ на переданный документ подробно изложил Жуку всю чудовищность ростовщичества, которое, как и все остальные, кроме обязательного крикета, развращает классы и разрушает добрые отношения между мальчиками, делает юношей холодными и расчетливыми и открывает двери любому злу. Знает ли Жук о подобных случаях в классе? Если да, то его долгом является в качестве оправдания своей вины поставить об этом в известность своего классного руководителя. Фамилии можно не называть.

Жук не знал, по крайней мере, он в затруднении, сэр. Как можно говорить против своих же товарищей? В корпусе, конечно же, (тут он изобразил мучительность признания) ростовщичество процветает. Но он не может ничего сказать. Он никогда не встречал в этом деле открытой конкуренции, но если мистер Праут считает, что это дело затрагивает честь школы (мистер Праут именно так считал), то, может быть, старосты могут что-нибудь сказать...

Разговор растянулся до середины продленных занятий.

– Ну, – сказал доморощенный Шейлок, возвращаясь в класс и усаживаясь рядом со Сталки, – провалиться мне на этом месте, если он не считает, что весь класс погряз в этом... Я был в кабинете у мистера Праута, сэр, – это уже говорилось преподавателю. – Он сказал, что я могу сесть, куда захочу, сэр... Он просто брызжет слюной... Да, сэр, я только попросил Коркрана разрешить попользоваться его чернильницей.

После молитвы по дороге в спальни их подстерегли разъяренные Харрисон и Крей – два ретивых старосты старших классов.

– Ты что там устроил с Топтуном, Жук? Он весь вечер пилил нас.

– А чем же вы так раздражаете Его Невозмутимое Светлейшество? – спросил Мактурк.

– Тем, что Жук давал Сталки деньги взаймы, – начал Харрисон, – а потом Жук пришел и сказал, что в корпусе дают в рост любые суммы.

– Нет, это не так, – ответил Жук, сидя на корзине для обуви. – Это как раз то, что я не говорил. Я сказал ему чистую правду. Он спросил у меня, часто ли подобное происходит в классе, и я сказал, что не знаю.

– Он считает, что вы группа грязных Шейлоков, – сказал Мактурк. – Хорошо, что он не считает вас взломщиками. Но ты знаешь, из его сознательной башки трудно это вышибить.

– Он действует из лучших побуждений. Всегда старается как лучше. – Сталки с изяществом облокотился на перила. – Застрял головой вперед в трубе – полная исповедь в правом сапоге. [80]Не очень хорошо для чести школы... очень нехорошо.

– Замолчите, – сказал Харрисон. – Вы всегда так себя ведете, будто не вы виноваты, а мы.

– Вы просто большие нахалы, – сказал Крей.

– Мне кажется, что именно с вашей стороны довольно нагло вмешиваться в частное дело между мной и Жуком, после того как его уладил Праут. – Сталки весело подмигнул остальным.

– И что хуже всего в этих шустрых зубрилах, – сказал Мактурк, обращаясь к газовому рожку, – они становятся старостами, так и не научившись такту, а потом раздражают своих товарищей, которые уж точно могли бы позаботиться о чести класса.

– Ну уж по этому поводу мы вас беспокоить не будем! – с жаром воскликнул Крей.

– Тогда чего вы к нам прицепились? Вы так успешно продемонстрировали свою нерадивость в управлении классом, что Праут теперь считает класс гнездом ростовщичества. Я сказал ему, что давал деньги взаймы Сталки и больше никому. Не знаю, поверил ли он мне, но вопрос этот исчерпан. Остальное – это ваше дело.

– А теперь выясняется, – Сталки повысил голос, – что в корпусе существует тайный сговор. Насколько нам известно, малышня, судя по всему, одалживает и занимает суммы, намного превышающие их средства. Мы за это не отвечаем. Мы рядовые ученики.

– Вы удивлены, что мы не хотим иметь никаких отношений с классом? – произнес Мактурк с чувством собственного достоинства. – Мы старались существовать сами по себе у себя в комнате, пока нас не выгнали, а теперь мы оказываемся впутаны в это дело. Это просто бесчестно.

– Вы просто пытаетесь здесь, на лестнице, обидеть нас и запугать, – сказал Сталки, – а дело это целиком ваше. Вы знаете, что мы не старосты. Вы только что угрожали нам поркой, – сказал Жук, видя изумленные лица врага и нахально придумывая все на ходу. – И если вы думаете, что с таким подходом вы что-нибудь узнаете от нас, то вы жестоко ошибаетесь. Это все. Спокойной ночи.

Они поднялись по лестнице, стуча каблуками и каждым дюймом спины выражая уязвленную добродетель.

– А... а что же мы такого сделали? – удивленно спросил Харрисон у Крея.

– Не знаю. Только так всегда получается, когда начинаешь с ними говорить. У них все выглядит ужасно правдоподобно.

А мистер Праут снова вызвал мальчиков к себе в кабинет и весьма преуспел в погружении своего и их невинного сознания еще на десять саженей вглубь бездны полного непонимания. Он стал говорить о предпринимаемых действиях и мерах, о лояльности к классу и о лояльности класса, и попросил их отнестись к этому делу с тактом.

Поэтому старосты спросили у Жука, не имел ли он каких-нибудь дел с другими. Жук сразу же пошел к преподавателю и спросил, по какому праву Харрисон и Крей снова заговорили о деле, которое уже было улажено между ним и преподавателем. Никто не может превзойти Жука в изображении оскорбленной невинности.

Затем Прауту пришла в голову мысль, что, возможно, он несправедлив к нарушителю, который не пытался отрицать или умерять свою вину. Он послал за Харрисоном и Креем и очень мягко упрекнул их за тон, с которым они говорили с раскаявшимся грешником, и они вернулись в класс на грани отчаяния. После этого они устроили бессмысленное расследование и, почти доведя малышню до истерики, раскопали, ужасно гордясь собой и торжествуя, естественную и неизбежную систему мелких займов, распространенную у подростков.

– Понимаешь, Харрисон, Торнтон одолжил мне пенни в прошлое воскресенье, потому что меня оштрафовали за разбитое окно, а я потратил его в кондитерской Кейта. Я не знал, что это нехорошо. А Рей из старшего класса взял у меня в долг два пенса, когда мой дядя прислал мне денежный перевод на два шиллинга... я разменял их у Кейта... но он обещал мне вернуть все до праздников. Мы не знали, что это нехорошо.