Редьярд Киплинг - Сталки и компания

– Да... А пять лет назад я снял Дункана со всех игр для дополнительных занятий, – сказал ректор. – Кстати, кому вы хотите передать руководство играми, Флинт?

– Я еще не думал об этом. Кого бы вы посоветовали, сэр?

– Нет уж, спасибо. Я случайно услышал за своей спиной, что Прусака Бейтса называют хитрой бестией, но уж чего-чего, а брать на себя обязательства за нового ответственного по играм я не буду. Решайте это сами. Спокойной ночи.

– И вот такого человека, – сказал Флинт, когда дверь закрылась, – вы хотите беспокоить дамскими школьными склоками.

– Да я тебя разыграть хотел, – тут же отреагировал Пероун. – Тебя так легко обмануть, Флинт.

– Ладно, неважно. Ректор полностью разбил всю команду, и теперь нам придется собирать ее по кусочкам, или же выпускники победят нас в два счета. Давайте организуем вторую команду и сыграем нормальный матч. У нас полно способных ребят, которых можно натаскать до матча.

Дело было представлено школе в настолько неотложном виде, что даже Сталки и Мактурк, демонстративно презиравшие футбол, вполне серьезно сыграли полный матч. Их сразу же включили в команду, пока их пыл не успел поостыть, да и их статус требовал от них благородного поведения. Команда тренировалась четыре дня в неделю, и впереди замаячила надежда.

В последнюю неделю семестра стала прибывать команда выпускников, и восторг при их появлении был прямо пропорционален их значимости. Кадеты из Сэндхерста и Вулвича, которые покинули колледж всего год назад, но уже напускали на себя страшную важность, были встречены радостными криками своих недавних соседей по комнате: «Привет! Ну как там в “Лавке” [104]?» Младшие офицеры, уволившиеся в запас, удостоились большего внимания, но ясно было, что они не совсем то. Отступники, которые не попали в армию, а ушли работать в банки, были встречены радушно по старой дружбе, но без особого восторга. Но когда на сцене появились шагавшие вместе с ректором настоящие военные – офицеры и джентльмены во всей своей красе, – успевшие съездить на край земли и вернуться обратно (и при этом они ничуть не важничали), – школа расступилась по сторонам в немом восхищении. А когда один из них положил руки на плечи Флинту, ответственному по играм, с возгласом «Боже мой! Как случилось, что ты так вырос? Ты был мелким клопом, когда я уходил», – над головой Флинта явственно засветился нимб. Они ходили взад-вперед по коридору с маленьким рыжим сержантом, рассказывая новости об армейской жизни, они внезапно появлялись в классах, втягивая носом хорошо знакомый запах чернил и известки, они находили племянников и кузенов в младших классах и дарили им бесценные подарки или заходили в физкультурные залы и просили Фокси показать новые фигуры на перекладине.

Но в основном они беседовали с ректором, который был всем им и отцом, и исповедником, и генералом, ведь то, о чем они кричали в бездумной юности, подтвердилось в беспечной зрелости: Прусак Бейтс был «хитрая бестия». Все юноши – пылкий, запутавшийся в своих отношениях с дочкой булочника в Плимуте; осторожный, получивший небольшое наследство, но не доверявший юристам; честолюбивый, застрявший на распутье и не понимающий, какой из путей лучше; экстравагантный, преследуемый кредиторами; заносчивый, попавший в центр раздора в полку, – все они несли свои невзгоды ректору, и этот Хирон [105]на языке уже совсем не маленьких мальчиков советовал им, как лучше поступить. Поэтому они постоянно толпились в его корпусе, курили его сигары и пили за его здоровье, как пьют везде, когда встречаются старые школьные друзья.

– Ни на минуту не прекращайте курить, – сказал ректор. – Чем меньше вы тренируетесь, тем лучше для нас. Я совершенно деморализовал нашу команду дополнительным обучением.

– А у нас тоже случайно набранная команда. Вы сказали им, что нам понадобится замена, даже если Крэнделл сможет играть? – спросил инженер-лейтенант, на груди которого красовался орден «За боевые заслуги».

– Он написал мне, что он будет играть, поэтому я думаю, что он не сильно пострадал. Он приезжает завтра утром.

– Это Крэнделл-младший вынес тело бедного Дункана? (Ректор кивнул.) А куда вы его поселите? Мы и так уже выселили вас из корпуса и из дома, ректор-сахиб, – это был командир эскадрона бенгальских уланов.

– Бейтс-сахиб... – канонир обнял ректора тяжелой рукой, – что-то у вас на уме. Признавайтесь! Знаю я этот блеск в глазах.

– Неужели ты не понимаешь, чокнутый? – прервал его сапер-подводник. – Крэнделл будет жить в спальне как наглядный пример для поддержания морального духа и так далее. Разве не так, ректор-сахиб?

– Так. Ты слишком много знаешь, Первис. За это я тебя и порол в семьдесят девятом.

– Пороли, сэр, и мне всегда казалось, что вы натирали розги мелом.

– Н-нет. Но у меня верный глаз. Возможно, это тебя сбило и смутило.

Тут раскрылись шлюзы воспоминаний, и все стали рассказывать истории, случившиеся после школы.

Когда утром накануне матча приехал из Эксетера Крэнделл-младший – теперь лейтенант Р. Крэнделл из индийского пехотного полка, – его встречал весь колледж: все старосты уже пересказали статью, которую прочитал им ректор в кабинете Флинта. Когда в классе Праута поняли, что он воспользуется своим правом переночевать в корпусе, Жук вбежал в класс Кинга, дверь которого была рядом, исполнил танец победы в огромном вражеском классе и отступил под градом чернильниц.

– Зачем вообще ты удостоил их своим вниманием? – спросил Сталки; он играл запасным за выпускников и выглядел просто великолепно в черной шерстяной футболке, белых трусах и черных гольфах.

– Я разговаривал с ним , когда он переодевался в спальне. Я помог ему снять свитер. У него все руки в шрамах... в ужасных красных порезах. Он расскажет нам об этом сегодня вечером. Я его попросил, когда зашнуровывал ему ботинки.

– Ну, у тебя всегда хватало наглости, – завистливо сказал Жук.

– Просто вырвалось. Но он ничуть не рассердился. Классный парень. Буду играть как зверь. Скажи Турку!

Техника игры в этом матче была древней, как мир. Борьба за мяч была жесткой и долгой: удары были прямыми и точными, а вокруг стояла вся школа и кричала «Давай, давай!» К концу игры все потеряли всякое ощущение приличия, и матери учеников, стоявшие слишком близко к полю, услышали такие слова, которые не входили в программу обучения. Никого с поля не выносили, но обе стороны почувствовали себя лучше, когда матч кончился. Жук помог Мактурку и Сталки надеть куртки. Эти двое встретились в самом центре многоногой свалки, и, как сказал Сталки, они «могут гордиться друг другом». Когда они шли, пошатываясь на деревянных ногах, чтобы встать в задние ряды команды – ранг запасных не позволял им стоять вместе с основными игроками, – они увидели около стены коляску с пони и услышали хриплые крики: «Отлично сыграли. Здорово!» Это был Стеттсон, бледный, с запавшими глазами, который вылез из коляски в сопровождении недовольного кучера.