Генри Джеймс - Женский портрет

– Достаточно и одного: вы прекрасно справляетесь с вашей ролью. Прошу вас, продолжайте; еще минут десять и мне уже захочется смеяться.

– Поверьте, я вовсе не шучу, – сказал Ральф. – У вас на самом деле огромные требования.

– Не знаю, что вы имеете в виду. Я ничего не требую.

– Но все отвергаете, – сказал Ральф.

Изабелла покраснела – только сейчас она поняла, что он, по-видимому, имел в виду. Но зачем он заговорил с ней об этом?

Мгновенье Ральф оставался в нерешительности, затем продолжал:

– Мне хотелось бы сказать вам кое-что. Вернее, задать один вопрос. Мне кажется, я вправе его задать, потому что в некотором роде лично заинтересован в том, каков будет ответ.

– Извольте, – сказала Изабелла мягко. – Постараюсь вас удовлетворить.

– Благодарю. Надеюсь, вас не оскорбит, если я скажу, что Уорбертон рассказал мне о том, что между вами произошло.

Изабелла внутренне сжалась; она пристально смотрела на свой раскрытый веер.

– Нисколько. Мне думается, это только естественно, что он рассказал вам.

– Он разрешил мне не скрывать это от вас. Он все еще надеется, – сказал Ральф.

– Все еще?

– По крайней мере надеялся несколько дней назад.

– Сейчас он, наверное, думает иначе, – сказала Изабелла.

– Вот как? Мне очень жаль его: он в высшей степени достойный человек.

– Простите, это он просил вас поговорить со мной?

– Конечно, нет. Он рассказал мне, потому что это было выше его сил. Мы старые друзья, а ваш отказ был для него большим ударом. Он прислал мне коротенькую записку с просьбой приехать к нему, и я виделся с ним в Локли за день до того, как он с сестрой завтракал у нас. Он был очень удручен – он только что получил ваше письмо.

– Он показал вам мое письмо? – не без надменности спросила Изабелла, подымая брови.

– Разумеется, нет. Но не скрыл, что вы наотрез ему отказали. Мне было очень жаль его, – повторил Ральф.

Изабелла молчала.

– А вы знаете, сколько раз он видел меня? – сказала она наконец. – Всего каких-то пять или шесть раз.

– Это только делает вам честь.

– Я не то имела в виду.

– А что же? Что у бедного лорда Уорбертона ветер в голове? Право, вы вовсе так не думаете.

Изабелла, разумеется, не могла сказать, что так думает, и сказала совсем другое.

– Стало быть, лорд Уорбертон не просил вас уговаривать меня, и вы взялись за это из чистого великодушия или, может быть, из любви к спорам?

– Я не имею ни малейшего намерения спорить с вами. Вы вправе решать, как считаете нужным. Мне просто очень хочется знать, какие чувства вами руководили.

– Премного благодарна за такой интерес ко мне! – воскликнула Изабелла с нервным смешком.

– Вы, конечно, считаете, что я суюсь не в свое дело. Но почему мне нельзя поговорить с вами об этом, не вызывая у вас раздражения, а у себя неловкости? Какой смысл быть вашим кузеном и не иметь хотя бы маленьких привилегий? Какой смысл обожать вас без надежды на взаимность и не иметь права хотя бы на маленькое вознаграждение? Быть больным и немощным, обреченным на роль стороннего наблюдателя жизни и даже не видеть спектакля, хотя за билет на него плачено такой дорогой ценой? Скажите мне, – продолжал Ральф, глядя на Изабеллу, слушавшую его с живейшим вниманием, – скажите, что было в ваших мыслях, когда вы отказывали лорду Уорбертону?

– В мыслях?

– Какие мотивы… что побудило вас, при вашем положении, на этот удивительный шаг?

– Я не хочу выходить за него – вот и все мотивы.

– Это не мотив… это я и раньше знал. Это, знаете ли, просто отговорка. Что вы сказали тогда себе? Ведь сказали же вы что-то еще.

Изабелла на мгновенье задумалась и ответила вопросом на вопрос:

– Почему вы называете мой отказ Уорбертону удивительным шагом? Ваша матушка тоже так считает.

– Потому что лорд Уорбертон во всех отношениях безупречная партия. Я не знаю, можно ли найти за ним недостатки. К тому же в нем, как здесь выражаются, бездна обаяния. И он несметно богат – в его жене будут видеть высшее существо. В Уорбертоне соединились все достоинства, и внешние и внутренние.

Изабелла с интересом смотрела на кузена, словно любопытствуя, как далеко он зайдет в своих похвалах.

– В таком случае я отказала ему потому, что он чересчур совершенен. Сама я не совершенна, и он слишком хорош для меня. Его совершенство действовало бы мне на нервы.

– Изобретательно, но непохоже на правду, – сказал Ральф. – Уверен, вы считаете себя достойной любого совершенства в мире.

– Вы полагаете, я такого высокого мнения о себе?

– Нет, но вы очень разборчивы независимо от того, какого вы мнения о себе. Впрочем, девятнадцать женщин из двадцати, даже самых разборчивых, удовлетворились бы лордом Уорбертоном. Вы и представить себе не можете, как за ним охотятся.

– И не хочу представлять. Однако, – продолжала Изабелла, – помнится, как-то в разговоре вы упомянули, что за ним водятся кой-какие странности.

Ральф затянулся, размышляя.

– Надеюсь, мои слова не повлияли на ваше решение: я не имел в виду ничего дурного и вовсе не хотел чернить его, просто указал на необычность его позиции. Знай я, что он сделает вам предложение, я в жизни бы об этом и словом не обмолвился. По-моему, я сказал, что он относится к своему положению скептически. Что ж, в вашей власти внушить ему веру в себя.

– Не думаю. Я ничего не смыслю в его делах, да и миссия эта не по мне. Признайтесь – вы явно разочарованы, – добавила Изабелла, бросая на кузена сочувственно-лукавый взгляд. – Вам хотелось бы, чтобы я вышла замуж за лорда.

– Ничего подобного. Вот уж где у меня нет никаких желаний. Я не пытаюсь давать вам советы и вполне довольствуюсь ролью наблюдателя, к тому же весьма заинтересованного.

Изабелла несколько нарочито вздохнула:

– Жаль, что себе я не столь интересна, как вам.

– А вы опять кривите душой: вы относитесь к себе с чрезвычайным интересом. Впрочем, знаете, – продолжал Ральф, – если вы и в самом деле отказали Уорбертону, я этому, пожалуй, даже рад. Я не хочу сказать, что рад за вас, не говоря уж о нем. Я рад за себя.

– Уж не собираетесь ли вы сделать мне предложение?

– Ни в коем случае. В свете того, о чем я говорил, это было бы роковым поступком: я убил бы курицу, которая несет яйца для моих непревзойденных омлетов. Эта птица служит символом моей сумасбродной мечты. Иными словами, я мечтаю увидеть, какой путь изберет молодая особа, отвергнувшая лорда Уорбертона.

– Ваша матушка тоже рассчитывает насладиться этим зрелищем, – сказала Изабелла.

– О, зрителей будет предостаточно! Мы все будем с жадностью следить за вашей дальнейшей карьерой. Правда, мне не увидеть ее конца, но лучшие годы я захвачу. Разумеется, если бы вы стали женой нашего друга, вы тоже сделали бы свою карьеру – очень удачную, блестящую даже, смею сказать. Но в некотором отношении она была бы заурядной. Тут все известно заранее и нет возможности ни для каких неожиданностей. А я, знаете ли, необычайно люблю неожиданности и теперь, когда все в ваших руках, вы, надеюсь, покажете нам что-нибудь в высшей степени захватывающее.