Генри Джеймс - Женский портрет

– Да, я уже много раз слышал это от вас. Вы хотели того, что было невозможно.

– Хотела того, что было невозможно, – повторила мадам Мерль и затем прибавила уже совершенно иным тоном: – Сами по себе ваши пейзажи очень недурны. – Она оглядела комнату: старинные шкатулки, картины, шпалеры, выцветшие шелка занавесей. – А вот комнаты ваши – великолепны. Я не устаю любоваться ими всякий раз, когда здесь бываю. Ничего подобного я ни у кого не видела. В такого рода вещах вы понимаете как никто другой. У вас восхитительный вкус.

– Надоел мне этот мой восхитительный вкус! – сказал Гилберт Озмонд.

– И тем не менее пригласите сюда мисс Арчер – пусть посмотрит. Я уже рассказывала ей обо всем этом.

– Я готов показывать мое собрание любому – если только он не полный кретин.

– Вы очень мило это делаете. Роль чичероне в собственном музее вас очень красит.

В ответ на этот комплимент мистер Озмонд только еще холоднее и Пристальнее взглянул на нее.

– Вы сказали, она богата.

– У нее семьдесят тысяч фунтов.

– En écus bien comptés? [91]

– По поводу ее состояния можете не сомневаться. Я, так сказать видела его собственными глазами.

– Какая женщина! Вы, разумеется. А ее матушку я там тоже встречу?

– У нее нет матери – и отца тоже нет.

– В таком случае тетушку – как бишь ее – миссис Тачит?

– Могу без труда удалить ее на это время.

– Я против нее ничего не имею, – сказал Озмонд. – Миссис Тачит мне даже нравится. Она женщина этакой старомодной складки – таких теперь и не встретишь; яркая особа. А эта долговязая образина, ее сынок, – он тоже там?

– Да, там, но он вам не помешает.

– Редкостный осел.

– Вы ошибаетесь. Он очень умен. Но он не любит бывать в этом доме одновременно со мной: я не пришлась ему по вкусу.

– И после этого он не осел? Вы сказали, она недурна собой? – продолжал Озмонд.

– И весьма. Но я не стану вам ее расписывать, чтобы вы не разочаровались при встрече. Словом, приходите, нужно положить начало – вот все, чего я жду от вас.

– Начало? Чему? Последовала пауза.

– Я, разумеется, хочу, чтобы вы женились на ней.

– Стало быть, начало конца? Ладно, я сам решу. Вы ей это тоже сказали?

– За кого вы меня принимаете? Она не столь грубой выделки – и я тоже.

– Да, – сказал Озмонд, – мне не понять ваших честолюбивых помыслов.

– Поймете, когда познакомитесь с мисс Арчер. Повремените делать выводы. – С этими словами мадам Мерль направилась к двери, ведущей в сад, и, остановившись возле нее, поискала глазами девочку. – Пэнси и в самом деле стала очень хорошенькой, – вдруг сказала она.

– Да, и мне так кажется.

– Право, довольно держать ее в монастыре.

– Не знаю, – сказал Озмонд. – Мне нравится, как ее там воспитали. Она очень мило держится.

– Монастырь здесь ни при чем. Она такая от природы.

– Не скажите – тут сочетание того и другого. Она чиста, как алмаз.

– Что ж она не несет мне цветы? – спросила мадам Мерль. – Она не торопится.

– Мы можем выйти и взять ваш букет.

– Не по душе я ей, – пробормотала гостья, раскрывая зонтик, и они пошли в сад.

Мадам Мерль, приехавшая во Флоренцию вслед за миссис Тачит по приглашению этой леди – миссис Тачит предложила ей погостить месяц в палаццо Кресчентини, – умнейшая мадам Мерль не преминула, разговаривая с Изабеллой, упомянуть Гилберта Озмонда и выразила надежду, что теперь мисс Арчер сможет с ним познакомиться, хотя и не проявила особой настойчивости, с которой, как мы помним, рекомендовала нашу героиню вниманию Озмонда. Причиной этому, надо полагать, было то обстоятельство, что Изабелла нисколько не противилась ее предложению. В Италии, равно как и в Англии, у мадам Мерль было множество друзей и среди исконных жителей этой страны, и среди ее разномастных гостей. В длинном списке тех, с кем, по мнению вышеназванной леди, Изабелле следовало «свести знакомство» – хотя, разумеется, добавила мадам Мерль, она вольна знакомиться с кем угодно, – имя мистера Озмонда значилось одним из первых. Он был ее давнишний друг – они знакомы уже добрый десяток лет, – один из умнейших и привлекательнейших людей, ну, скажем, в Европе. Он на голову выше добропорядочного большинства и вообще человек совсем иного пошиба. Мистера Озмонда никак не причислишь к разряду светских львов, отнюдь, и впечатление, которое он производит, во многом зависит от его душевного состояния и расположения. Когда не в духе, он зауряднее любой заурядности, разве что даже в такие минуты вид у него, как у принца в изгнании, который на все махнул рукой. Но если что-то захватывает его, или занимает, или задевает за живое – именно за живое, – тогда тотчас проявляются его ум и своеобычность. И дело здесь вовсе не в присущем большинству людей стремлении скрыть какие-то свои черты или же, напротив, выставить себя напоказ. Он человек не без странностей – со временем Изабелла поймет. что таковы все заслуживающие внимания люди, – и не желает озарять своим светом всех без разбора. Однако мадам Мерль брала на себя смелость утверждать, что перед Изабеллой он предстанет во всем блеске. Мистер Озмонд легко впадает в хандру, даже слишком легко, и скучные люди всегда выводят его из себя, но столь умная и рафинированная девушка, как Изабелла, не может не пробудить в нем интерес, которого так недостает в его жизни. Во всяком случае, мимо подобного человека никак нельзя пройти. Как можно жить в Италии и не познакомиться с Гилбертом Озмондом, знающим эту страну, как никто другой! Может быть, он и уступает в этом двум-трем немецким профессорам, но если они могут похвалиться большими знаниями, то Озмонд – натура артистическая до мозга костей – превосходит их пониманием и вкусом. Изабелла вспомнила, что мадам Мерль уже называла это имя во время их долгих задушевных бесед в Гарденкорте, и ей захотелось понять, какие узы связывают эти две высокие души. Она чувствовала, за дружескими связями мадам Мерль всегда стоит неназванное прошлое – в этом как раз и таилась частица обаяния этой необыкновенной женщины. Однако, говоря об отношениях с мистером Озмондом, мадам Мерль ограничилась лишь упоминанием об их давней доброй дружбе. Изабелла сказала, что будет рада встретиться с человеком, который уже много лет взыскан столь высоким доверием.

– Вам нужно познакомиться со многими людьми, – говорила мадам Мерль, – узнать как можно больше людей, чтобы свыкнуться с ними.

– Свыкнуться? – повторяла Изабелла с таким серьезным выражением лица, что ее порою можно было заподозрить в отсутствии чувства юмора. – Но я вовсе не боюсь людей. И свыклась с ними не меньше, чем кухарка с рассыльными из мясной лавки.

– Свыкнуться с ними настолько, хотела я сказать, чтобы научиться их презирать. Они по большей части ничего лучшего не заслуживают. А потом вы отберете себе тех немногих, кого не будете презирать.