Анна Фимина - I измерение

–Да, интересная вы девушка, – раздался неподалеку мягкий мужской голос.

Ольга вздрогнула и обернулась:

– Чего вам? – она запахнула плотнее пальто.

– Дмитрий,– он протянул ей руку.

Она огляделась по сторонам. Как в этой глуши она могла встретиться с этим новоявленным бухгалтером Енисейской конторы?

– Ольга, – она осторожно подала ему руку, он также осторожно её пожал.

– О чем вы тут думаете?

– О жизни.

– А как вам философское понимание дороги?

– Вы намекаете…

– На вокзал.

– Вы что за мной следите?

– Да не, что вы!

– Послушайте! А впрочем, нет. Нам, надеюсь, не по пути, – она быстро пошла к проезжей дороге.

– Чего вы так бежите?– спросил он, догнав её.

– Ты чего ко мне привязался? – резко остановилась Ольга.

– А ты мне нравишься.

– Скажи это Шурке Сковородниковой, она будет просто без ума от счастья. А со мной ты явно теряешь время, дружок! – говорила она, иронично и презрительно оглядывала его с ног до головы.

– Н-да, ты действительно жестокая.

– С чего это вдруг? – говорила она со злостью и быстро шагала уже по дороге.

– Величественная осанка, уверенный взгляд – все говорит о желании лидерства, подчинять себе людей.

– Н-да, интересно, – сказала она совсем без интереса и рассеянно замолчала.

Мимо проехала машина и остановилась поодаль.

– Оленька, дверцу открыл её отец Дмитрий Семёнович, – садись, я домой как раз, – он усадил сначала её, потом сел сам.

***

Дмитрий Иванович Емельянов – новый бухгалтер, приехал из Москвы по распределению в сибирскую глушь. Этот умный, практичный молодой человек без оглядки влюбился в Ольгу. Он всюду за нею ходил, караулил после работы, преследовал на всех вечерах, что проходили в Енисейце. Просил, умолял отдать ему любовь. Этим самым он все более отталкивал девушку, которая терпеть не могла никакого кокетства, ни, тем более, волокитства. При встрече с ним она недовольно морщилась и спешила избавиться от неприятного ей общества. Он шел за ней кругом. Она бежала от него. Это, в конце концов, стало невыносимым, и Лебедева сама пригласила его к себе домой для разговора. Родители были на работе, поэтому говорить они могли свободно.

– Послушай, что ты от меня хочешь?– прямо спросила Ольга.

– Любви, – просто ответил Димка.

– Вы не у той её просите, Дмитрий Иванович, – сухо заметила она.

Ольга стояла у маленького замороженного окошка. Он сидел в кресле.

– Над нами смеётся вся деревня…

– Да что вам деревня! – прервал он её грубо и встал с кресла. – Вы ничего на свете не боитесь! Тем более людской молвы.

– Да, это ты верно заметил, мне-то ничего, а тебе может…

– Мне? Да что я?! Я ваша тень – и только!

– Слушай, ты мне насточертел! – она резко повернулась к нему и теперь открыто испепеляла его взглядом – Я свободная птица! Я никогда никого не полюблю! Ни тебя! Никого в целом мире!

– Не зарекайся, – с тоской сказал Димка.

– Отстань от меня! Если любишь – отстань! Дай дыхнуть!

– Хорошо, – он быстро схватил пальто и выскочил на улицу.

Через месяц Ольга по каким-то своим бригадирским делам заскочила в контору. И встретила Дмитрия на крыльце.

– А, Ольга Дмитриевна, – сказал он весело и бросил окурок в урну. – Здравствуйте!

– Здравствуйте, Дмитрий Иванович.

– А у нас новость! – его глаза искрились радостью.

– Что такое? – она остановилась и вглядывалась в его совершенно новое выражение лица.

– У Кирилла Михайловича, у председателя, внук родился.

– У Сергея сын! – она близко подошла к нему. – Ты не шутишь?

– Нет, у Сергея Кирилловича сын.

– Сын! – восхитилась чему-то Ольга. – Молодец! – она хлопнула Димку по плечу, как будто он чему-то способствовал. И они оба чему-то рассмеялись. Потом дружески пожали друг другу руки и разошлись.

С этих пор Димка не давил на Ольгу, не раздражал своим присутствием, своими встречами по дороге домой. Она много говорила с ним о жизни, о работе, о людях и Енисейце. Ей было как-то теперь спокойно с ним, весело и интересно. А он не претендовал на большее, что вполне устраивало Ольгу.

***

Через несколько недель в Енисейц вместе с весенним теплым ветерком пришло письмо из Смоленска. Ольга в этот день пришла чуть пораньше с работы, долго грела мокрые озябшие руки, потом ужинала. Лишь поздно вечером Марья Тихоновна, не отрываясь от проверки многочисленных тетрадей, сказала:

–Ах да, Оленька, там у Дмитрия Семёновича на столе лежит письмо к тебе, прочти.

–Из Смоленска! Смотри-ка, не забывают! – говорила она радостно, открывая письмо.

«Ольга, здравствуй! – писала рука Любаши. – Ты ведь знаешь, у меня и не осталось никого в Енисейце, кроме тебя и Леночки Митяевой. К кому писать, как ни к тебе? А у меня такая радость, такая радость… Но, по порядку. Устроились мы хорошо. Сначала нам комнату в общежитии дали от Андрюшиного завода. Люди здесь хорошие, всем нам помогали. Но ты же знаешь Андрея. А я не жалуюсь, я за ним как за каменной стеной. Ничего, что он гордый, правда? «Сами, – говорит, – со всем справимся, ничего у других не бери, Любаша». Я ведь родила, Ольга! Вот уж как месяц прошел. Сына родила, Максима. Теперь живем в отдельной квартирке. Нам как молодой семье выделили. Я дома сижу, хозяйство веду, за сыном смотрю. Андрюшенька работает, да еще время находит в институт на лекцию сбегать, представляешь? Спрашиваю: «Зачем?». Он мне, мол, послушаю, а на следующий год обязательно поступлю. Мы с ним тут в кино и на литературный вечер ходили. Андрюшенька каждый вечер берёт Максимку на руки и мы все вместе идем гулять.

Ольга! Знаешь, как я счастлива! Как я спокойна! У меня такой мир в душе! Я отдыхаю ото всего, что перенесла в Енисейце. У нас очень хорошо, тепло, просторно. Приезжайте с Ленкой погостить. Ну все, пошла я дела делать. Пока».

Ольга вновь и вновь перечитывала письмо, и у самой становилось тепло на душе.

– Ну что она там пишет? – поинтересовалась Марья Тихоновна.

– Сына родила, Максимом назвали. Живут в собственной квартире. Каждый вечер гулять ходят, в кино, на вечера разные.

– Вот как? – удивилась Марья Тихоновна. – Ну и отлично. А ты…

Но Марья Тихоновна не договорила, Ольга вышла.

Подруга в тот же вечер написала ответ Любаше об отъезде Таньки Даниловой в Севастополь, о рождении у Сергея и Наташи Долговых сына Жени, о новом бухгалтере, который «чуть было не влюбился» в Ольгу.

Говорливые ручейки весны 1927 года принесли весть о замужестве старшей дочери Сковородниковых. Она училась в Москве. Это была самолюбивая, истеричная девушка. Училась она всегда прилежно. И всё, что можно было почерпнуть из сибирского захолустья, вобрала в себя. Её звали Валентиной. Она ни за что не хотела оставаться в деревенской избе и вся стремилась к цивилизации. Вот и училась, спала по три часа в сутки, каждую неделю ездила в светлоярскую библиотеку за книгами (больше трех произведений на руки не давали). И добилась! Поступила в университет и больше уже не возвращалась. О свадьбе её узнали лишь из письма, которое она написала матери. И только это письмо успело попасть в руки тетки Нюрки, как о новости знал не только Енисейц, но и вся близ лежащая округа выше и ниже по Енисею. Каждое деревце знало оскорбленное чувство матери: «Как же так, без родительского благословения?!» – растерянно вопрошала она. Но в душе, конечно, была рада: «Вот за московского вышла. Теперь и квартира своя будет. Моя Валька не продешевит». И действительно, всем было ясно, что Валька Сковородникова не продешевит. Уж такой она была человек. Тетка Нюрка надеялась, что Валентина привезет своего мужа на лето. «Посмотреть хоть на него, что он за человек», – рассуждала она и стоптанные тапки несли её уже к другим воротам.