Чарльз Диккенс - Барнеби Радж

Наступили сумерки и быстро темнело, но тропинка, во которой Долли часто ходила, была ей настолько знакома, что она вряд ли замечала сгущающийся мрак и ни чуть не боялась идти одна. Притом она была занята рассматриванием нового браслета; надо же было и протереть его как следует, чтобы он чудесно засверкал на вытянутой руке, и полюбоваться на него с разных сторон, вертя руку и так и этак, — все это целиком поглощало Долли. Потом — письмо Эммы; у него был такой загадочный и многозначительный вид, и Долли знала, что оно содержит в себе много важного, — как было не вынуть его из кармана, не осмотреть внимательно раз, другой и третий, гадая, с чего оно начинается, какими словами кончается и что вообще в нем написано? Это тоже отняло много времени. Браслет и письмо занимали все внимание Долли — где же тут было думать еще о чем-то! И, любуясь то одним, то другим, она весело шла к «Майскому Древу».

Когда она проходила по узкой тропке между живыми изгородями, среди которых кое-где росли и деревья, ей послышался рядом какой-то шорох, приковавший ее к месту. Она прислушалась. Вокруг все было тихо, и Долли пошла дальше. Хоть и не очень испугавшись, она все же немного ускорила шаг и была уже не так беззаботно весела, как до сих пор, — все-таки боязно было одной в темноте.

Как только она двинулась дальше, она услышала тот же легкий шум — казалось, кто-то крался за нею среди зарослей. Вглядываясь в то место, откуда доносились звуки, Долли как будто различила согнутую фигуру. Она опять остановилась, но вокруг все было спокойно, как и прежде. Она зашагала вперед уже значительно быстрее и даже попробовала мурлыкать песенку, уверяя себя, что, наверное, это ветер шелестел в кустах.

Но почему же ветер шумит, пока она идет, и утихает, как только она останавливается? При этой мысли Долли невольно остановилась — и шорох в кустах тотчас затих. Тут она уже не на шутку перетрусила. И в то время, как она стояла в нерешимости, кусты впереди затрещали, раздвинулись, и из них на тропинку выскочил какой-то мужчина.

В первый момент Долли почувствовала невыразимое облегчение, узнав в человеке, который так внезапно выскочил из кустов и загородил ей дорогу, Хью, конюха из «Майского Древа». Она окликнула его с искренней радостью. — Ах, это вы? — сказала она. — Слава богу! Зачем вам вздумалось так меня пугать?

Хью ничего не ответил — стоял неподвижно и смотрел на нее.

— Вы вышли ко мне навстречу? — спросила Долли.

Хью утвердительно кивнул и буркнул что-то невнятное — вроде того, что он ее дожидается давно, а она почему-то долго не шла.

— Я так и думала, что кого-нибудь пошлют меня встречать, — продолжала Долли, уже совсем успокоенная.

— Никто меня не посылал, — угрюмо отрезал Хью, я пришел сам от себя.

Грубость этого парня, его неряшливый и дикий вид часто внушали Долли смутное беспокойство даже и тогда, когда вокруг были люди. А встреча с этим непрошенным провожатым в таком уединенном месте и в быстро сгущавшейся темноте еще усилила ее тревогу.

Если бы физиономия Хью выражала сейчас, как обычно, только упрямство и угрюмую свирепость, он казался бы Долли не более антипатичным, чем всегда, и она, пожалуй, даже была бы довольна, что пойдет дальше не одна. Но в его глазах сейчас заметно было что-то вроде дерзкого восхищения, и это сильно пугало девушку. Она боязливо покосилась на него, не зная, как быть, — идти дальше или отступить, а Хью все стоял, похожий на красивого сатира, и в упор смотрел на нее. Так дрошло несколько минут, и никто из них не шевельнулся, не прервал молчания. Наконец Долли, собравшись с духом, стрелой прошмыгнула мимо Хью и побежала вперед.

— Зачем это вы так бежите от меня? — сказал Хью, догнав ее, и пошел рядом, соразмеряя свой шаг с шагом Долли.

— Мне надо вернуться как можно скорее. А вы мне мешаете. Вы идете слишком близко, — сказала Долли.

— Слишком близко? — Хью наклонился к ней, и она ощутила на лбу его дыхание. — Почему слишком? Вы всегда задираете нос, когда разговариваете со мной, мисс гордячка. — Вы ошибаетесь, я не гордячка, — возразила Долли. — Отодвиньтесь, пожалуйста, или ступайте вперед.

— Нет, мисс, — Хью, изловчившись, взял Долли под руку. — Я пойду рядом с вами.

Она вырвалась и, сжав маленькую ручку в кулак, изо всей силы ударила его. В ответ Хью разразился громким хохотом и, обхватив ее одной рукой, сжал в своих могучих объятиях с такой же легкостью, как мальчик сжимает в кулаке птичку.

— Ха-ха-ха! Здорово, мисс! Ну-ка, ударьте еще раз! Можете бить меня по щекам, и вцепиться в волосы, и вырвать с корнем мою бороду, я все стерплю ради ваших прекрасных глазок. Бейте, мисс! Ха-ха-ха! Мне это приятно.

— Пустите! — крикнула Долли, обеими руками пытаясь оттолкнуть его. — Сию минуту пустите!

— Вам следовало бы быть ко мне добрее, милашка, сказал Хью. — Право, следовало бы! Скажите на милость, чем это вы так гордитесь? Впрочем, я на вас не в обиде. Мне нравится, что вы такая гордячка. Ха-ха-ха! Красы своей вы все равно не спрячете, ею может любоваться даже такой бедняк, как я. И это хорошо.

Долли, не отвечая, продолжала идти, благо Хью пока не пытался остановить ее. Но быстрая ходьба, страх и крепкие объятия Хью, наконец, так ее обессилили, что она не могла больше и шагу сделать.

— Хью, — взмолилась она, задыхаясь. — Хью, голубчик, пусти меня, я тебе заплачу. Отдам все, что у меня есть, и не расскажу про тебя ничего ни одной живой душе.

— Да, рассказывать не советую, — отозвался Хью. Слышишь, моя кошечка, не советую. Здесь все кругом меня знают и знают, что я способен натворить, если захочу. Так что, когда тебе вздумается болтать, удержись, вспомни, какую беду ты накличешь на ни в чем не повинных людей, — а ведь ты не хочешь, чтобы хоть один волос упал с их голов? Насолишь мне, так я насолю тем, кто тебе дорог, и не только насолю, а еще что похуже сделаю. Мне люди не дороже собак — за что мне их любить? Я скорее человека убью, чем собаку. Я ни разу в жизни не жалел, когда умирали люди, а по издохшим собакам горевал.

В тоне этих слов, во взгляде и жестах, которыми они сопровождались, было что-то настолько дикое и жестокое, что ужас перед этим человеком придал Долли сил, и она, неожиданным движением вырвавшись от него, помчалась вперед. Тщетное усилие! Во всей Англии не найти было такого ловкого, сильного и быстрого парня, как Хью, и он догнал и обнял ее раньше, чем она успела пробежать сотню ярдов.

— Потише, моя красотка, потише! Неужто ты хочешь убежать от меня? Право, неотесанный Хью любит тебя не меньше, чем какой-нибудь знатный щеголь!

— Все равно убегу! — крикнула Долли, вырываясь. Помогите!

— За крики — штраф! — объявил Хью. — Ха-ха-ха! Приятный штраф с твоих губок. Я его сам возьму, ха-ха-ха!