Чарльз Диккенс - Лавка древностей

Маленькая служанка снова кивнула и лукаво посмотрела на мистера Свивеллера, точно намекая, что в своих суждениях по этому вопросу мистер Брасс заходит гораздо дальше, чем его сестра, потом вдруг спохватилась и добавила умоляющим голосом: — Только не жалуйтесь им, не то они изобьют меня до смерти!

— Маркиза, — сказал мистер Свивеллер, вставая из-за стола. — Слово джентльмена не менее надежно, чем его расписка, а иной раз даже надежнее, как, например, в данном случае, когда расписка может оказаться весьма сомнительным документом. Я ваш друг, и, надеюсь, мы с вами сыграем еще не один роббер в этой гостиной. Но знаете, маркиза, — добавил вдруг Ричард, не дойдя до двери и медленно поворачиваясь на каблуках лицом к маленькой служанке, которая провожала его со свечой, — я прихожу к выводу, что у вас уже вошло в привычку торчать у замочной скважины, — иначе откуда бы взяться такой осведомленности?

— Я только хотела подглядеть, — ответила дрожащая маркиза, — куда они прячут ключ от чулана, и если б он отыскался, я бы много не взяла, а лишь бы не сосало под ложечкой.

— Значит, не отыскался? — сказал Дик. — Ну, конечно, нет, в противном случае вы были бы малость поупитанней. Спокойной ночи, маркиза. Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай [82], и советую вам, маркиза, для безопасности наложить цепочку на дверь.

С этим прощальным наставлением мистер Свивеллер вышел на улицу и, чувствуя, что на сегодняшний день им выпито ровно столько, сколько полезно для его организма (так как подогретое пиво с джином оказалось весьма крепкой и сильно действующей смесью), благоразумно решил пойти домой и немедленно же завалиться спать. Домой мистер Свивеллер и отправился, а поскольку его жилье (величавшееся по-прежнему во множественном числе — апартаментами) находилось недалеко от конторы, то через несколько минут он уже сел на кровать у себя в спальне, снял один сапог и, забыв о существовании второго, погрузился в глубокое раздумье.

— Эта маркиза, — говорил мистер Свивеллер, скрестив руки на груди, — существо в высшей степени странное… Она овеяна тайной, не имеет понятия о вкусе пива, не ведает собственного имени (впрочем, последнее менее удивительно) и обладает узким жизненным кругозором, ограниченным замочными скважинами. Что это козни завистливого рока? Или, может быть, кто-то неизвестный вмешивается в веления судьбы? Непостижимая, умопомрачительная загадка!

Когда размышления мистера Свивеллера достигли таких плодотворных результатов, он вспомнил о втором сапоге и стал снимать его с чрезвычайно торжественным видом, мрачно покачивая головой и испуская тяжелые вздохи.

— Эти робберы, — продолжал мистер Свивеллер, надевая ночной колпак так же, как он всегда надевал шляпу, то есть набекрень, — эти робберы невольно наводят меня на мысли о семейном очаге. Супруга Чеггса играет в криббедж, а также в безик и, вероятно, бросается теперь от одной игры к другой. И полон день ее забав, ей не дают всплакнуть, слезинку вдруг ее поймав, забудь, твердят, забудь! Ан нет, не забудет! Я уверен, — добавил Ричард, поворачиваясь в профиль и с чувством удовлетворения разглядывая в зеркале бакенбарды, чуть видневшиеся у него на щеке, — я уверен, что теперь нож уже вошел в ее сердце. И поделом ей!

Ожесточение и суровость мистера Свивеллера постепенно растаяли, перейдя в возвышенную, нежную грусть, тогда он начал слегка стонать, заметался по комнате и даже сделал вид, будто собирается драть на себе волосы, но ограничился тем, что оторвал кисточку с ночного колпака, после чего с мрачной решимостью разделся и лег в постель.

Очутившись в таком отчаянном положении, другой на его месте пристрастился бы к вину, но для мистера Свивеллера в этом не было бы ничего нового, а потому, узнав, что Софи Уэклс утрачена им навсегда, он решил пристраститься к игре на флейте, так как это вполне добропорядочное, солидное, унылое занятие не только отвечало его собственным печальным мыслям, но было способно пробудить братские чувства и в сердцах соседей по дому. Итак, верный своему решению, мистер Ричард пододвинул к кровати маленький столик, при строил на нем поудобнее свечу и узкую нотную тетрадку, вынул флейту из футляра и стал исторгать из нее до невозможности унылые звуки.

Репертуар его состоял из песенки «Гони тоску» [83]пиесы, которая, будучи исполнена на флейте в постели, в очень медленном темпе, да еще джентльменом, не сов сем освоившим этот инструмент и повторяющим одну ноту бессчетное количество раз, прежде чем нащупать следующую, — производила довольно тяжелое впечатление. Однако мистер Свивеллер, то лежа на спине и глядя в потолок, то свешиваясь по пояс с кровати и проверяя себя по нотной тетрадке, дудел и дудел эту злосчастную песенку до полуночи, если не дольше, с короткими перерывами, которые употреблялись на то, чтобы перевести дух, поразглагольствовать о маркизе и с удвоенными силами приняться за игру. И лишь тогда, когда все темы для размышлений были у него исчерпаны, когда флейта приняла в себя без остатка все чувства, навеянные ему пивом, а жильцы этого дома, двух соседних и одного через улицу дошли почти до умопомешательства, — лишь тогда мистер Свивеллер захлопнул нотную тетрадь, потушил свечку, повернулся к стене и с легкостью на душе и сердце уснул.

Утром он встал, со свежими силами поупражнялся с полчаса на флейте и, благосклонно выслушав требование съехать с квартиры, которым встретила его хозяйка, торчавшая с этой целью на лестнице с раннего утра, отправился в контору, где прелестная Салли уже восседала на своем месте, излучая ликом кроткое сияние, подобное тому, что льет на землю девственная луна.

Мистер Свивеллер почтил мисс Брасс коротким кивком и сменил полуфрак на спортивную куртку, на что обычно у него уходило немало времени, так как влезть в нее, вследствие узости рукавов, можно было только после целой серии довольно резких телодвижений. Справившись, наконец, с этой трудной задачей, он сел за стол.

— Послушайте, — промолвила вдруг мисс Брасс, нарушая молчание, царившее в конторе. — Вам не попадался сегодня утром серебряный пенал?

— Попадались по дороге, но редко, — ответил мистер Свивеллер. — Один, правда, мне запомнился, — толстяк довольно почтенного вида. Но поскольку он шел с пожилым перочинным ножом и юной зубочисткой и вел с ними оживленную беседу, я постеснялся остановить его.

— Нет, в самом деле! — сказала мисс Брасс. — Я серьезно спрашиваю.

— Какой же вы олух, если можете серьезно задавать мне такие вопросы! — воскликнул мистер Свивеллер. — Ведь я же только что пришел!

— Так или иначе, — сказала мисс Салли, — пенала нигде нет, а исчез он на днях с моего стола, куда я сама его положила.