Маркиз Сад - Занимательные истории, новеллы и фаблио

– Ах! Сударь, – обращается Франвиль к мадемуазель де Вильбланш, притворяясь, что принимает ее за мужчину, – я, право, не решаюсь, ведь я здесь с сестрой, к тому же скоро должна подойти матушка с человеком, которого мне прочат в мужья. Увидев меня с вами, они могут забеспокоиться.

– Полно, полно, надо быть выше этих детских страхов... Сколько вам лет, прекрасный ангел?

– Восемнадцать, сударь.

– Ах! Уверяю вас, что в восемнадцать лет следует уже иметь право делать все, что хочешь... Пойдем же, пойдем, идите за мной и не робейте!..

И Франвиль позволяет себя увести.

– Так что же, прелестное дитя, – продолжает Огюстина, увлекая нашего героя, которого по-прежнему принимает за девушку, к небольшим комнатам, прилегающим к залу, где проходил бал, – что, вы действительно собираетесь замуж? Как мне вас жаль... И каков же он, тот, кого вам предназначают? Бьюсь об заклад, что он сама тоска невыносимая, ваш нареченный... Ах, как ему повезет, как бы я хотел быть на его месте! Согласились ли бы вы выйти, например, за меня, скажите откровенно, небесное создание?

– Увы, сударь, вы же знаете, когда мы молоды, разве можем мы следовать движениям нашего сердца?

– Ну хорошо, откажите этому гадкому человеку; мы же с вами познакомимся поближе, и, если подойдем друг другу... почему бы нам не устроить свою жизнь? Мне, слава Богу, не нужно испрашивать ничьего разрешения. Хотя мне всего двадцать лет, я хозяин своего состояния, и, если вы сумеете склонить ваших родителей на мою сторону, возможно, уже через неделю мы с вами будем связаны нерушимыми узами.

Мило болтая, они ушли с бала, и ловкая Огюстина, уводя свою добычу и готовясь завязать приятную любовную интрижку, старается препроводить ее в уединенный кабинет, которым всегда могла располагать по взаимной договоренности с устроителями бала.

– О Господи! – говорит Франвиль, как только Огюстина запирает дверь кабинета и сжимает его в объятиях. – Небо праведное, что вы намереваетесь делать?.. Как, наедине с вами, сударь, и в таком укромном месте... Отпустите меня, отпустите, умоляю, или я сейчас позову на помощь.

– Я отниму у тебя такую возможность, божественный ангел, – говорит Огюстина, прижимая свой красивый ротик к губам де Франвиля, – теперь кричи, кричи, если можешь, твое свежее дыхание, пахнущее розой, еще больше воспламенит мое сердце.

Франвиль обороняется, но довольно вяло: нелегко изображать гнев, когда столь сладостно вкушаешь первый поцелуй той, кого обожаешь. Вдохновленная Огюстина атакует с новой силой, вкладывая особый пыл, знакомый лишь изысканным женщинам, одержимым такого рода фантазиями. Вскоре она дает волю рукам. Франвиль, играя сдающуюся невинность, также водит руками, где ему вздумается. Одежды раздвигаются и пальцы обоих почти одновременно устремляются туда, где каждый надеется отыскать то, что ему подходит... И тут Франвиль внезапно меняет роль.

– О силы небесные! – восклицает он. – Вы всего лишь женщина...

– Отвратительное создание, – говорит Огюстина, нащупывая рукой то, чья форма не оставляет никаких иллюзий, – что же, я потратила столько трудов, чтобы наткнуться на какого-то дрянного мужика... Как же мне не посчастливилось!

– Поистине не более, чем мне, – говорит Франвиль, приводя себя в порядок и выражая самое глубокое презрение. – Я использую маскарадный костюм, чтобы соблазнять мужчин, я люблю их, ищу их, а вместо этого натыкаюсь на обыкновенную б...

– Ах! Почему же б...! Нет, только не это, – возмутилась Огюстина. – Никогда в жизни этим не занималась. Так не называют тех, кто не испытывает к мужчинам ничего, кроме омерзения...

– Как?! Вы, женщина, ненавидите мужчин?

– Да, и по той же причине, что и вы, мужчина, терпеть не можете женщин.

– Невообразимая встреча – вот все, что можно сказать.

– И очень для меня печальная, – произнесла явно разочарованная Огюстина.

– На деле, мадемуазель, для меня она еще более огорчительная, – колко замечает Франвиль. – Ведь я осквернил себя на три недели вперед. Знаете ли вы, что в нашем кругу мы даем зарок никогда не прикасаться к женщине?

– Мне кажется, что до такой, как я, можно дотрагиваться, не обесчестив себя.

– По правде сказать, моя красавица, – продолжает Франвиль, – не вижу достаточных причин делать для вас исключение и не считаю, что наличие порока прибавляет вам достоинств.

– Порок... но вам ли упрекать меня в изъянах, когда и вы являетесь носителем не менее постыдных недостатков?

– Послушайте, – предлагает Франвиль, – не будем ссориться; мы оба пошутили, теперь самое лучшее, что можно сделать, – расстаться и никогда больше не встречаться.

И с этими словами Франвиль собирается открыть двери.

– Минутку, минутку... – говорит Огюстина, препятствуя его намерению. – Бьюсь об заклад, вы разнесете это приключение по всему свету.

– Возможно, это меня развлечет.

– Впрочем, мне это совершенно безразлично: хвала Всевышнему, я стою выше любых сплетен, ступайте, сударь, ступайте и рассказывайте все, что вам взбредет на ум... И все же, – усмехается она, продолжая его удерживать, – все же история и впрямь необычайная... ведь мы оба обманулись.

– Ах! Для людей с моим пристрастием ошибка оказывается более жестокой, нежели для особ вашего пола. К тому же эта пустота внушает нам такое отвращение...

– Право же, дорогой мой, поверьте, то, что преподносите вы, – нам не менее неприятно, так что гадливость обоюдная. Однако приключение вышло весьма занятное, с этим нельзя не согласиться... Вы вернетесь на бал?

– Не знаю даже.

– Что до меня, я туда не вернусь, – говорит Огюстина. – Вы заставили меня испытать такую... душевную боль... я пойду спать.

– Что ж, в добрый час.

– Но, быть может, вы будете столь любезны, что проводите меня до дома; я живу в двух шагах отсюда, а карету свою отпустила.

– Разумеется, и я сделаю это с удовольствием, – говорит Франвиль. – Наши разнящиеся вкусы ничуть не мешают нам оставаться учтивыми... Вам нужна моя рука?.. Пожалуйста, вот она.

– Я пользуюсь вашими услугами лишь оттого, что не нахожу ничего лучшего.

– Уверяю вас, что и я, со своей стороны, предлагаю вам свои услуги лишь из вежливости.

Они прибыли к воротам дома Огюстины, и Франвиль готовится откланяться.

– Да вы просто прелесть! – восклицает мадемуазель де Вильбланш. – И что же, вы оставите меня прямо на улице?

– Простите великодушно, – оправдывается Франвиль, – я не осмеливался.

– Ах какие же увальни эти мужчины, не любящие женщин!

– Видите ли, – говорит Франвиль, все же подавая руку мадемуазель де Вильбланш и ведя ее в дом, – видите ли, мадемуазель, мне хотелось бы поскорее вернуться на бал и попытаться исправить свою оплошность.

– Вашу оплошность? Значит, вы очень раздосадованы, что встретили меня?