Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 2.

«Благодарите. Надеемся, что и они здоровы», – приказано отвечать.

Поклон и ответ: «Совершенно здоровы». – «Губернаторы желают, – продолжал Кичибе, – чтобы впредь здоровье полномочного было удовлетворительно». Им пожелали того же самого.

Бог знает, когда бы кончился этот разговор, если б 20 баниосам не подали наливки и не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили, что полномочных нет и что они будут не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им не дали договорить. «Если в субботу, – сказано им (а это было в среду), – они не приедут, то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «а там делайте, как хотите», – прибавили они.

Очевидно, что губернатору велено удержать нас, и он 30 ждал высших лиц, чтобы сложить с себя ответственность во всем, что бы мы ни предприняли. Впрочем, положительно сказать ничего нельзя: может быть, полномочные и действительно тут – как добраться до истины? все средства к обману на их стороне. Они могут сказать нам, что один какой-нибудь полномочный заболел в дороге и что трое не могут начать дела без него и т. п., – поверить их невозможно.

Мы еще с утра потребовали у них воды и провизии в таком количестве, чтоб нам стало надолго, если б мы 40 пошли в Едо. Баниосы привезли с собой много живности, овощей, фруктов и – не ящики, а целые сундуки конфект, в подарок от губернаторов. Им заметили, что уж раз было отказано в принятии подарка, потому что губернатор не хотел сам принимать от нас ничего. Начались

опять упрашиванья. Кичибе вылезал совсем из своих халатов, которых, по случаю зимы, было на нем до пяти, чтоб убедить, но напрасно. Провизию велено было сгрузить назад в шлюпки.

Тогда переводчики попросили позволения съездить к губернаторам узнать их ответ. Баниосы остались. Им показывали картинки, заводили маленький орган, всячески старались занять их, а между тем губернаторский подарок пирамидой лежал на палубе. Свиньи, с связанными 10 ногами, делали отчаянные усилия встать и издавали пронзительный визг; петухи, битком набитые в плетеную корзинку, дрались между собою, несмотря на тесноту; куры неистово кудахтали. По палубе носился запах чесноку, редьки и апельсинов. «Хи, хи, хи!» – твердил по-прежнему в каюте Кичибе, а Эйноске тихим, вкрадчивым голосом расспрашивал меня английским ломаным языком, где мы были. «В Китае», – сказал я. «Что видели?» – «Много, между прочим войну инсургентов с империалистами». – «А еще?» – «Еще…» Я знал, 20 чего он добивается, но мне хотелось помучить его. «Еще американцев», – сказал я. «Кого же?» – живо перебил он. «Коммодора Перри…» – «Коммодора Перри?..» – повторил он еще живее. «Не видали, а видели капитана американского корвета “Саратога”!» – «“Саратога”»!..»

Всё это знакомые японцам имена судов, бывших в Едо. «Где ж Перри? в Соединенных Штатах?» – спросил он, подвинув нос почти вплоть к моему носу. «Нет, не в Соединенных Штатах, а в Амое». – «В Амое?» – «Или в Нинпо».

– «В Нинпо?» – «А может быть, и в Гонконге», 30 – заметил я равнодушно.

Чрез полчаса он передал этот разговор Хагивари: я слышал названия: «Амой, Нинпо, Гонконг». Тот записал.

– Что бы вам съездить хоть в Шанхай, – сказал я Эйноске, – там бы вы увидели образчик европейского города.

– О да, – отвечал он, – мне бы хотелось больше: я желал бы ехать вокруг света. Эта мысль обольщает меня.

– Да вот в Россию поедем, – говорил я. – Какие 40 города, храмы, дворцы! какое войско увидел бы там!

– В Россию нет, – живо перебил он, – там женщин нет!

– Кто это вам сказал? – заметил я, – как женщин нет: plenty (много)! Да вы женаты?

– Да; у меня есть десятимесячная дочка; на днях ей оспу прививали.

– Так что ж вам за дело до женщин? – спросил я.

Он усмехнулся. Каков японский Дон Жуан!

К вечеру пришло от губернатора согласие принять подарки. Насчет приезда полномочных опять просили дать срок, вместо субботы, до четверга, прибавив, что они имеют полное доверие от правительства и большие права. Это всё затем, чтобы заинтересовать нас их приездом. 10 баниосы сказали, что полномочные имеют до шестисот человек свиты с собой и потому едут медленно и не все четверо вдруг, а по одному. На это приказано отвечать, что если губернатор поручится, что в четверг назначено будет свидание, тогда мы подождем, в противном случае уйдем в Едо.

Такое решение, по-видимому, очень обрадовало их; по этому можно было заключить, что если не все четверо, то хоть один полномочный да был тут.

Живо убрали с палубы привезенные от губернатора конфекты и провизию и занялись распределением подарков 20 с нашей стороны. В этот же вечер с баниосами отправили только подарок первому губернатору, Овосаве Бунго-но: малахитовые столовые часы, с группой бронзовых фигур, да две хрустальные вазы. Кроме того, послали ликеров, хересу и несколько голов сахару. У них рафинаду нет, а есть только сахарный песок.

Надо было прибрать подарок другому губернатору, оппер-баниосам, двум старшим и всем младшим переводчикам, всего человекам двадцати. Хлопот бездна: 30 нужно было перевернуть весь трюм на транспорте, достать зеркала, сукна, материи, карманные часы и т. п., потом назначать, кому что. В этом предстояло немалое затруднение: всех главных лиц мы знали по имени, а прочих нет; их помнили только в лицо; оттого в списке у нас они значились под именами: косого, тощего, рябого, колченогого, а другие носили название некоторых наших земляков, на которых походили. Кое-как уладили и это. Дня два возились с подарками. Другому губернатору подарили трюмо, коврик и два разноцветные комнатные 40 фонаря. Баниосам по зеркалу, еще сукна и материи на халаты. Никто не был забыт, кто чем-нибудь был полезен.

Самым мелким чиновникам, под надзором которых возили воду и провизию, и тем дано было по халату и по какой-нибудь вещице.

Сукна у японцев нет, и не все они знают о его употреблении. Им нарочно дарили его, чтоб они узнали, что это такое, и привыкали носить. Потребность есть: зимой они носят по три, по четыре халата из льняной материи, которые не заменят и одного суконного. А простой народ ходит, когда солнце греет, совсем нагой, а в холод накидывает на плечи какую-то тряпицу. Жалко было смотреть на бедняков, как они, с обнаженною грудью, плечами и ногами, тряслись, посинелые от холода, ожидая 10 часа по три на своих лодках, пока баниосы сидели в каюте.

Еще дарили им зеркала, вместо которых они употребляют полированный металл или даже фарфор; раздавали картинки, термометры, компасы, дамские несессеры – словом, всё, что могло возбудить любопытство и обратиться в потребность.