Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том. 7

Она остановилась и приложила руку к сердцу, с трудом переводя дух.

604

Он взял ее за руку – и в ней тревога мгновенно стихла. Она старалась только отдышаться от скорой ходьбы и от борьбы с Райским, а он, казалось, не мог одолеть в себе сильно охватившего его чувства – радости исполнившегося ожидания.

– Еще недавно, Вера, вы были так аккуратны: мне не приходилось тратить пороху на три выстрела… – сказал он.

– Упрек – вместо радости! – отвечала она, вырывая у него руку.

– Это я – так только, чтоб начать разговор: а сам одурел совсем от счастья, как Райский…

– Не похоже! Если б было так, мы не виделись бы украдкой, в обрыве… Боже мой!

Она перевела дух.

– А сидели бы рядком там у бабушки, за чайным столом, и ждали бы, когда нас обвенчают!

– Так что же?

– Что напрасно мечтать о том, что невозможно: ведь бабушка не отдала бы за меня…

– Отдала бы: она сделает, что я хочу. У вас только это препятствие?

– Мы опять заводим эту нескончаемую полемику, Вера! Мы сошлись в последний раз сегодня – вы сами говорите. Надо же кончить как-нибудь эту томительную пытку и сойти с горячих угольев!

– Да, в последний раз… Я клятву дала, что больше здесь никогда не буду!

– Стало быть, время дорого. Мы разойдемся навсегда, если… глупость, то есть бабушкины убеждения разведут нас. Я уеду через неделю: разрешение получено, вы знаете. Или уж сойдемся и не разойдемся больше…

– Никогда? – тихо спросила она.

Он сделал движение нетерпения.

– Никогда! – повторил он с досадой, – какая ложь в этих словах: «никогда», «всегда»!.. Конечно «никогда»: год, может быть, два… три… Разве это не – «никогда»? Вы хотите бессрочного чувства? Да разве оно есть? Вы пересчитайте всех ваших голубей и голубок: ведь никто бессрочно не любит. Загляните в их гнезда – что там? Сделают свое дело, выведут детей, а потом воротят носы в разные стороны. А только от тупоумия сидят

605

вместе…

– Довольно, Марк: я тоже утомлена этой теорией о любви на срок! – с нетерпением перебила она. – Я очень несчастлива: у меня не одна эта туча на душе – разлука с вами! Вот уж год я скрытничаю с бабушкой – и это убивает меня, и ее еще больше: я вижу это. Я думала, что на днях эта пытка кончится: сегодня, завтра, мы, наконец, выскажемся вполне: искренно объявим друг другу свои мысли, надежды, цели… и…

– Что потом? – спросил он, слушая внимательно.

– Потом я пойду к бабушке и скажу ей: вот кого я выбрала… на всю жизнь. Но… кажется… этого не будет… мы напрасно видимся сегодня: мы должны разойтись! – с глубоким унынием, шепотом досказала она и поникла головой.

– Да, если воображать себя ангелами, то, конечно, вы правы, Вера: тогда – на всю жизнь. Вон и этот седой мечтатель, Райский, думает, что женщины созданы для какой-то высшей цели…

– Для семьи созданы они прежде всего. Не ангелы: пусть так – но и не звери! Я не волчица, а женщина!

– Ну пусть для семьи: что же? В чем тут помеха нам? Надо кормить и воспитать детей? Это уже не любовь, а особая забота, дело нянек, старых баб! Вы хотите драпировки: все эти чувства, симпатии и прочее – только драпировка, те листья, которыми, говорят, прикрывались люди еще в раю…

– Да, люди! – сказала она.

Он усмехнулся и пожал плечами.

– Пусть драпировка, – продолжала Вера, – но ведь и она, по вашему же учению, дана природой, а вы хотите ее снять. Если так, зачем вы упорно привязались ко мне, говорите, что любите, – вон изменились, похудели?.. Не всё ли вам равно, с вашими понятиями о любви, найти себе подругу там в слободе или за Волгой в деревне? Что заставляет вас ходить целый год сюда, под гору?

Он нахмурился.

– Видите свою ошибку, Вера: «с понятиями о любви», говорите вы, а дело в том, что любовь не понятие, а влечение, потребность, оттого она большею частию и слепа. Но я привязан к вам не слепо. Ваша красота, и довольно редкая – в этом Райский прав – да ум, да свобода понятий – и держат меня в плену долее, нежели со всякой другой!

606

– Очень лестно! – сказала она тихо.

– Эти «понятия» вас губят, Вера. Не будь их, мы сошлись бы давно и были бы оба счастливы…

– На время, а потом – явится новое увлечение, уступить ему – и так далее?..

Он пожал плечами.

– Не мы виноваты в этом, а природа! И хорошо сделала. Иначе, если останавливаться над всеми явлениями жизни подолгу – значит надевать пуды на ноги… значит жить «понятиями»… Природу не переделаешь!

– Понятия эти – правила! – доказывала она. – У природы есть свои законы, вы же учили: а у людей правила!

– Вот где мертвечина и есть, что из природного влечения делают правила и сковывают себя по рукам и ногам. Любовь – счастье, данное человеку природой… Это мое мнение…

– Счастье это ведет за собой долг, – сказала она, встав со скамьи, – это мое мнение…

– Это выдумка, сочинение, Вера: поймите хаос ваших «правил» и «понятий»! Забудьте эти «долги» и согласитесь, что любовь прежде всего – влечение… иногда неодолимое…

Он тоже встал и обнял ее за талию.

– Так ли? С этим трудно не согласиться, упрямая… красавица, умница!.. – нежно шептал он.

Она тихо освободила талию от его рук.

– А то выдумали – «долг»!

– Долг, – повторила она настойчиво, – за отданные друг другу лучшие годы счастья платить взаимно остальную жизнь.

– Чем это – позвольте спросить? Варить суп, ходить друг за другом, сидеть с глазу на глаз, притворяться, вянуть на «правилах» да на «долге» около какой-нибудь щедушной, слабонервной подруги или разбитого параличом старика, когда силы у одного еще крепки, жизнь зовет, тянет дальше!.. Так, что ли?

– Да, – удержаться, не смотреть туда, куда «тянет»! Тогда не надо будет и притворяться, а просто воздерживаться, «как от рюмки», говорит бабушка, и это правда… Так я понимаю счастье и так желаю его!

– Ну, дело плохо, когда дошло до цитат бабушкиной мудрости. Вы похвастайтесь ей: скажите, как крепки ее правила в вас…

607

– Нечем хвастаться! – уныло говорила она, – да, сегодня, отсюда, я пойду к ней и… «похвастаюсь»!

– Что же вы ей скажете?

– Всё, что было здесь… чего она не знает…

Она села на скамью и, облокотившись на стол, склонила лицо на руки и задумалась.

– Зачем? – спросил он.

– Вы не поймете зачем, потому что не допускаете долга… А я давно в долгу перед ней…

– Всё это мораль, подергивающая жизнь плесенью, скукой!.. Вера, Вера – не любите вы, не умеете любить…

Она вдруг подошла к нему и с упреком взглянула ему в лицо.

– Не говорите этого, Марк, если не хотите привести меня в отчаяние! Я сочту это притворством, желанием увлечь меня без любви, обмануть…

И он встал со скамьи.

– Не говорите и вы этого, Вера. Не стал бы я тут слушать и читать лекции о любви. И если б хотел обмануть, то обманул бы давно – стало быть, не могу…