Кнут Гамсун - Соки земли

– Карманные деньги? – спросил Исаак, – это что же – деньги, чтоб носить в кармане?

– Должно быть, так, – ответила Ингер, – должно быть, для того, чтоб не казаться уж совсем голышом. Да и не так это много, кое-когда один далер.

– Вот, вот, в аккурат: один далер нынче, один далер завтра, – сердито ответил Исаак. Но сердился он оттого, что скучал без Елисея и хотел, чтоб он был дома. – Этак выйдет много далеров, – сказал он. – У меня на это не хватит средств, напиши ему, что больше он ничего не получит.

– Ну, да ладно уж, – оскорбленно проговорила Ингер:

– Сиверт-то, небось, никаких карманных денег не получает! – сказал Исаак.

– Ты не бывал в городе и не понимаешь, Сиверту не нужно карманных денег.

К тому же, Сиверта не придется жалеть, когда помрет дядя Сиверт.

– Ты этого не знаешь.

– Нет, знаю.

И в известном отношении это было верно. Дядя Сиверт заявил, что наследником его будет маленький Сиверт. Дядя Сиверт наслушался о важности и величии Елисея в городе и, сердито мотая головой и поджав губы, клялся, что племянник, которому дано имя в его честь, в честь дяди Сиверта – не останется внакладе! Но что, особенно, имел дядя Сиверт? Имел ли он, кроме разоренной усадьбы и рыболовных снастей, еще и большую кучу денег и всякого богатства, как все думали? Никто этого не знал. К тому же, дядя Сиверт был очень упрям, он требовал, чтоб Сиверт переехал к нему жить. Это для дяди Сиверта являлось вопросом чести: он хотел взять к себе Сиверта, как инженер взял Елисея. Но как мог Сиверт уехать из дома? Это было невозможно. Он был единственным помощником отца. А кроме того, мальчик и сам не имел большого желания жить у дяди, у знаменитого окружного казначея; он попробовал один раз, но вернулся домой. Он тоже конфирмовался, тянулся вверх и рос. На щеках у него появился темный пушок и руки стали большие с тугими мышцами.

Работал он, как взрослый мужчина.

Исаак наверное никогда не построил бы нового сарая без помощи Сиверта, а теперь, вот, он стоит, с помостом и отдушинами и всем, что полагается.

Большой, не меньше, чем у священника. Разумеется, это было строение из простых жердин, обшитых досками, но сколоченное необыкновенно прочно, на железных крюках по углам и обшитое дюймовыми досками, напиленными на собственной лесопилке. И Сиверт загнал не один гвоздь, поднял не одно огромное бревно для ворот, чуть не падая под его тяжестью. Сиверт любил бывать с отцом и усердно работал бок о бок с ним. У него была отцовская натура. И он даже настолько не избаловался, что, собираясь в церковь, по– прежнему шел на бугор и натирал себе лицо и руки для хорошего запаха листком бирючины. Зато у Леопольдины появились разные причуды, как и можно было ожидать от девушки и единственной дочери. Нынче летом она вдруг заявила, что не может есть за ужином кашу без патоки. Ну, вот, никак не может! И работница она была плохая.

Ингер не отказалась от мысли о служанке, каждую весну она заговаривала об этом и каждый раз Исаак был непреклонен. Насколько больше она накроила бы материи, нашила, наткала бы тонкого холста, вышила бы туфель, если б у нее было больше времени! И в сущности, Исаак был уже не так несговорчив, как раньше, хотя все-таки еще ворчал. Хо-хо, в первый раз он произнес целую длинную речь, не от справедливости и разума, и не от гордости, а, к сожалению, от слабости, от злости. Но теперь он, как будто, понемножку сдавался и стыдился.

– Если нужна мне в дом помощница, то именно теперь, – сказала Ингер. – Потом Леопольдина подрастет и сможет многое делать.

– Помощницу? – спросил Исаак, – на что тебе помощница?

– На что мне помощница? А у тебя самого нет помощника? А Сиверт-то?

Что мог Исаак ответить на такое неразумие? Он ответил: – Если у тебя будет девка, тогда вы вдвоем, наверное, вспашете, скосите и уберете весь урожай на хуторе? А мы с Сивертом сможем тогда заняться своими делами.

– Ну, уж там видно будет, – ответила Ингер, – но сейчас я могла бы нанять Варвару, она писала об этом домой.

– Какую такую Варвару? – спросил Исаак, – Варвару Бреде?

– Да. Она в Бергене.

– Не хочу я видеть у нас эту Варвару Бреде, – сказал он. И прибавил: – Любую другую.

Стало быть от любой другой он не отказывался. Дело в том, что Варвара из Брейдаблика не пользовалась доверием Исаака. Она была непостоянна и легкомысленна, как отец. Может быть, как и мать – ветрогонка и несдержанна.

Она недолго прожила у ленсмана, всего год; после того, как конфирмовалсь, перешла к торговцу и у него прожила тоже год. Там она очень развилась и стала религиозна. И когда в село явилась Армия Спасения, она вступила в ее ряды; ей дали красную повязку на рукав и гитару. В этом обмундировании она уехала в Берген на яхте торговца. Это было в прошлом году. Теперь она только что прислана домой свою фотографию. Исаак ее видел: незнакомая барышня с завитыми волосами и длинной часовой цепочкой на груди. Родители гордились своей Варварой и показывали карточку всем проходившим мимо Брейдаблика; удивительно какая она стала образованная, важная, но красной нашивки на рукаве и гитары в руках у нее уже не было.

– Я брал ее с собой, показать жене ленсмана, она не узнала Варвару, – сказал Бреде.

– Она останется жить в Бергене? – подозрительно спросил Исаак.

– Она останется в Бергене, покуда у нее будет что жевать, – ответил Бреде.

– Если только не поедет в Христианию, – прибавил он. – Что ей делать дома?

Она получила новое место и состоит домоправительницей у двух богатых конторщиков, холостяков. Жалованье получает огромное.

– Сколько же? – спросил Исаак.

– Этого она так уж точно не говорит. Но что это страшно много, ежели сравнить с тем, что платят у нас в селе, я понял из того, что она получает подарки к Рождеству и в другое время, и с нее за это ничего не вычитают.

– Так, – сказал Исаак.

– Да. А ты не взял бы ее в работницы?

– Я-то? – спросил Исаак. Он не понял.

– Нет, хе-хе, я спросил только так, Варвара останется там, где она сейчас. О чем же я это говорил? Да! Ты никакого такого беспорядка не заметил на телеграфе по дороге сюда?

– На телеграфе? Нет.

– Положим, немного найдешь беспорядку на телеграфе с тех пор, как я взял его под свой присмотр. Да еще на стене у меня висит моя собственная машинка, которая предупреждает меня, когда что-нибудь неблагополучно. Как-нибудь пройду на линию и осмотрю. У меня и так чересчур много дел и хлопот, одному никак не справиться. Но раз я состою инспектором и занимаю общественную должность, придется нести эту работу, покуда хватит сил.

– А ты не думаешь отказаться?

– Не знаю, – ответил Бреде, – я еще и сам не решил. Ко мне все пристают, чтоб я перебирался назад в село.

– Кто же к тебе пристает? – спросил Исаак.