Кнут Гамсун - Соки земли

– Здравствуй, Исаак! Как, и ты оказал мне честь и уважение, пожаловал на мой аукцион? Спасибо тебе. Мы много лет были соседями и добрыми друзьями, и никогда не слыхали друг от друга худого слова! – Бреде умиляется: – Чудно подумать, что приходится покидать место, где жил и трудился и которое полюбил, но что поделаешь, когда так складывается.

– Потом тебе будет много лучше, – утешает Исаак.

– Да, знаешь, – подхватывает Бреде, – я и сам так думаю. Я нисколько не раскаиваюсь, ничего подобного. Выгоды я тут никакой не получил, потом, наверно, будет лучше, дети растут и вылетают из гнезда. Да, да, жена вот скоро принесет еще одного, но все равно! – и вдруг Бреде ни с того, ни с сего говорит: – Я отказался от телеграфа.

– Что? – спрашивает Исаак.

– Я отказался от телеграфа.

– Отказался от телеграфа?

– С нового года. На что он мне! А если я поступлю на должность и буду разъезжать с ленсманом или доктором, неужели телеграф должен идти у меня на первом месте? Нет, так не может продолжаться! Это хорошо для тех, у кого много времени: а бегать из-за какой-то телеграфной линии по горам и долам за пустячную плату, а то и вовсе задаром Бреде не станет! А кроме того, я не поладил с управлением, оно все пристает ко мне.

Ленсман продолжает выкрикивать цены на хутор, дошло уже до нескольких сот крон, каких и стоит, по общему мнению, участок, поэтому надбавки делают всего по пяти, десяти крон.

– Кажется, это Аксель набавил! – говорит вдруг Бреде и, загоревшись любопытством, бежит к нему: – Ты хочешь купить мой участок? Разве тебе своего мало?

– Я покупаю для другого человека, – уклончиво отвечает Аксель.

– Ну, мне-то ведь все равно, я не к тому спросил. Ленсман поднимает молоток, новая надбавка, сто крон сразу, никто не предлагает больше, ленсман несколько раз повторяет цену, ждет с минуту, держа молоток на весу, потом ударяет, – За кем цена?

– Аксель Стрем. Для другого…

Ленсман заносит в протокол: «Аксель Стрем, по поручению».

– Для кого это ты покупаешь? – спрашивает Бреде. – Меня это не касается, а все-таки…

Но тут сидящие за столом ленсмана господа нагибают друг к другу головы, там представитель банка, торговец со своим приказчиком, что-то произошло, кредиторы не покрыли своего. Призывают Бреде, и Бреде, легкомысленный и беспечный, только кивает, что он согласен, но, – «кто бы поверил, что за усадьбу больше не дадут!» – говорит он, и вдруг возвещает во всеуслышание:

– Раз у нас здесь происходит аукцион, и я уж обеспокоил ленсмана, так заодно я продаю то, что у меня еще имеется: телегу, скотину, вилы, точильный камень, мне это больше не понадобится, распродаюсь в пух и прах!

Мелкие предложения. Жена Бреде, такая же легкомысленная и беспечная, хотя и с огромным животом, тем временем вздумала продавать за столиком кофе; ей нравится разыгрывать из себя торговку, она улыбается, и когда сам Бреде подходит за чашкой кофе, она шутки ради, требует плату и с него. А Бреде и в самом деле вытаскивает засаленный кошелек и платит.

– Посмотрите-ка на мою супружницу, – говорит он присутствующим. – Эта не пропадет! – говорит он.

Телега недорого стоит, она слишком долго стояла под открытым небом, но Аксель Стрем под конец набавляет целых пять крон, и телега тоже остается за ним. Больше Аксель ничего не покупает, но все и без того удивляются, как это такой осторожный человек столько накупил.

Теперь очередь за скотиной. Ее не выпустили на пастбище, чтоб она была под рукой. К чему Бреде скотина, раз у него нет для нее земли! Коров у него не было. Он начал свое хозяйство с двумя козами, сейчас у него четыре. Да еще шесть овец. Лошади тоже не было.

Исаак купил известную лопоухую овцу. Когда дети Бреде вывели эту овцу из хлева, Исаак сейчас же стал набавлять на нее цену. Это возбудило внимание, ведь Исаак из Селланро был богатый и уважаемый человек, да и овец ему, как будто, не требовалось. Жена Бреде приостановила на минутку свою кофейную торговлю и говорит:

– Да, эту овцу стоит купить, Исаак, она старая, но каждый божий год приносит по два, по три ягненка.

– Знаю, – ответил Исаак и посмотрел на нее, – овца эта мне знакома.

На обратном пути он идет с Акселем Стремом, ведя свою овцу на привязи.

Аксель неразговорчив, и его как будто что-то грызет. У него нет особенных причин унывать, думает, вероятно, Исаак, луга у него хорошие, корм он почти весь уж убрал, и начал собирать избу. Все идет, как и должно у Акселя Стрема, не торопко, но верно. Теперь есть и лошадь.

– Ты купил участок Бреде, – сказал Исаак, – будешь его обрабатывать?

– Нет, не буду. Я купил для другого.

– Так.

– Как по-твоему, не очень дорого я дал?

– Нет. Там хорошее болото если им как следует заняться.

– Я купил для одного из своих братьев, который живет в Гельголанде.

– Так.

– А теперь думаю, не поменяться ли мне с ним.

– Поменяться? Да неужели станешь меняться?

– Может, Варваре там будет повеселее, – Разве что так, – сказал Исаак.

Порядочное расстояние они вдут молча. Потом Аксель говорит:

– Ко мне все пристают с телеграфом, – С телеграфом? Так, Да, я слышал, что Бреде отказался.

– Ну, – с улыбкой отвечает Аксель, – это не совсем так, не бреде отказался, а ему отказали, – Да, да, – говорит Исаак и про себя оправдывает Бреде, – на телеграф много уходит времени.

– Его оставили только до нового года, с тем, чтоб он исправился.

– Так.

– Как думаешь, не брать мне это место? Исаак долго думал, – Да, да, конечно, как ни как – деньги. – Мне они прибавят.

– Сколько?

– Вдвое.

– Вдвое? Ну тогда, по-моему, тебе надо подумать, – Но они немножко увеличили расстояние. Просто не знаю, что делать. У меня меньше продажного леса, чем было у тебя, и нужно прикупить кое-что из домашней утвари, а то у меня почти что ничего нет. Деньги и наличные средства требуются постоянно, а скот мне дает не так много, чтоб хватало на продажу. Выходит так, что для начала надо мне попытать с годик на телеграфе…

Ни одному не пришло в голову, что Бреде может исправиться, и место останется за ним.

Когда они приходят в Лунное, оказывается, что и Олина тоже там. Олина – она удивительная, круглая и жирная, ползает, словно червяк, и перевалило-то ей уж за семьдесят, но куда нужно она доберется. Она сидит в землянке и пьет кофе, но, увидя мужчин, бросает все и выходит на двор:

– Здравствуй, Аксель, добро пожаловать с аукциона! Ты ведь не сердишься, что я заглянула к вам с Варварой? А ты все трудишься, строишь избу и все богатеешь! Что это, ты купил овцу, Исаак?

– Да, – отвечает Исаак, – узнаешь ее?

– Узнаю ли? Нет…

– Видишь, она ведь лопоухая.

– Лопоухая, – как это? Ну, так что ж? Что это я хотела сказать. Кому же достался участок Бреде? Я как раз говорила Варваре: кто-то, говорю, будет теперь твоим соседом? А бедняжка Варвара только плачет, как и можно ожидать; но Всемогущий Господь послал ей другой дом в Лунном. Лопоухая – я много видывала лопоухих овец в своей жизни. А уж правду сказать, Исаак, это твоя машина такая штука, что не моим старым глазам смотреть, А сколько она стоит, я даже и спрашивать не хочу, все равно мне не сосчитать. Если ты ее видел, Аксель, так понимаешь, о чем я говорю, ведь это все равно, что огненная колесница Ильи-пророка, прости Господи мои согрешенья…