РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ - БЕЛЫЙ РАБ

Цель всех этих ограничений ясна. Законодатели стремились, с одной стороны, лишить отцов возможности сколько-нибудь значительно обеспечить детей, рожденных от негритянок или других цветных женщин, с другой - ставя препятствия к освобождению, подкрепить и возможно больше продлить существование рабства.

Юрист пояснил нам также, что мистер Кэртис, возможно, решил освободить свою дочь и Монтгомери, отослав их в "свободные" штаты. Этим и объяснялась, повидимому, отсылка Элизы в Бостон, а Монтгомери в Нью-Йорк. Если бы они остались на Севере, этот способ даровать им свободу был бы, вероятно, вполне действителен. Но вопрос, не будут ли они вновь считаться состоящими в рабстве с момента своего возвращения в Луизиану, оставался спорным. Верховный суд в Луизиане, правда, много лет назад вынес решение, согласно которому раб, получивший свободу в связи с отправкой его в "свободные" штаты, не мог быть ни при каких условиях вновь обращен в рабство. Постановление это, однако, было забыто, и с ним перестали считаться, так как оно совершенно не соответствовало современным настроениям. Нельзя было рассчитывать на то, что верховный суд в данное время, если перед ним будет поставлен подобный вопрос, подтвердит это постановление.

- Принимая во внимание все вышесказанное, - с любезной улыбкой закончил юрист, - в таких делах, как это, у мистера Джильмора, успевшего захватить Элизу как свою собственность, девять шансов из десяти, нет, десять шансов из десяти, - снова улыбнувшись, поправился юрист, - выиграть дело, если начнут оспаривать его права.

Мистер Джильмор, по словам нашего юриста, был давно знаком ему как ханжа и лицемер, при каждом удобном случае разглагольствующий о праве, справедливости и благочестии, но готовый в любую минуту плюнуть и на право и на справедливость, если только это может послужить его личной пользе.

Итак, сейчас самым насущным делом было помочь Монтгомери избежать расставленной ему ловушки. Если Монтгомери схватят, ему будет крайне трудно доказать свое право на звание свободного гражданина, ибо в одном из параграфов "Кодекса законов о неграх", который наш юрист также счел нужным прочесть нам вслух, говорится, что "цветные", даже и получившие свободу, не должны считать себя равными белым. Во всех случаях цветные должны уступать белым, говорить с ними или отвечать им почтительно, а в случае нарушения этих правил подлежат заключению в тюрьму на разные сроки, в зависимости от серьезности нанесенного ими белому оскорбления.

Следовательно, мы в лучшем случае могли рассчитывать на то, что Монтгомери будет отнесен к числу "свободных цветных граждан". В Виргинии и в Кентукки потомок негра в четвертом поколении, если все остальные его предки были белыми, считается белым, и африканская кровь в глазах закона как бы "угасла" в нем. Но во многих других штатах, в том числе и в Луизиане, примесь африканской крови является несмываемым пятном. Самой крохотной частицы черной крови, если даже она тонет в потоках лучшей и самой "аристократической" крови белых, достаточно, чтобы зачислить человека в разряд "свободных цветных" людей, которые по "Кодексу законов о неграх" но должны считать себя равными белым и обязаны во всем уступать им. Если кто-либо осмелится нанести Монтгомери оскорбление действием, он, разумеется, станет защищаться. Но горе ему, если он при этом прибегнет к тем же мерам, как на Стэйт-стрит по отношению к Грипу Кэртису: даже если Монтгомери и посчастливится установить свое право на свободу, ему грозят очень неприятные последствия.

Итак, прежде всего нужно было предотвратить возможность того, чтобы он попал в лапы мистера Грипа Кэртиса.

Что же касается Элизы, то нужно было вырвать ее любым способом из когтей Джильмора, и тогда будет легче бороться за установление ее прав на свободу.

К счастью, Монтгомери из Нью-Йорка сообщил матери о дне своего выезда и кстати назвал и пароход, на котором предполагал ехать. Это письмо мы получили, зайдя на почту по выходе от юриста.

Кольтер немедленно подыскал лодку и отправил ее навстречу пароходу с письмом, написанным рукою Касси и адресованным Монтгомери. Пароход, который шел из Нью-Йорка, двигался необычайно быстро, и лодка, посланная Кольтером, встретилась с пароходом в нескольких милях от города.

Следуя указаниям, данным ему в письме, Монтгомери немедленно покинул пароход и перешел на посланную ему навстречу лодку, которая и высадила его на берег.

В тот же вечер Монтгомери, пользуясь темнотой, пробрался в маленький пригородный дом, который Кольтер снял для меня и Касси.

И какое счастье, что Монтгомери не прибыл в Новый Орлеан на пароходе! Как выяснилось позже, Грип Кэртис своевременно направил в Нью-Йорк своего агента, которому было поручено следить за каждым шагом моего сына. Узнав, с каким пароходом Монтгомери должен прибыть, Кэртис очень скоро после того, как Монтгомери покинул пароход, поднялся на борт в сопровождении нескольких помощников, с намерением захватить Монтгомери.

Сын мой! Наконец-то мне дано свидеться с тобой! Тебе удалось спастись из жадных лап, укрыться от ненависти негодяя, готовившего тебе нечеловеческие пытки, ссылаясь на то, что ты его собственность. Ты, которого я оставил младенцем у груди матери и которого теперь увидел юношей в расцвете сил и мужественной красоты!

Нет, ничто не сравнимо с чувством восторга, которое я испытывал, прижимая к груди моего сына. Но для него, для этого благородного и смелого юноши, радость встречи была омрачена: он вновь обрел отца, но зато ему приходилось трепетать за судьбу подруги своих детских лет, за судьбу любимой девушки - той, которую он надеялся вскоре назвать своей женой.

Нам стоило больших трудов помешать ему немедленно же броситься к Джильмору.

Мы постарались хоть немного успокоить его, объяснив, что у Кольтера есть люди, размещенные им поблизости от дома Джильмора, и если Джильмор попытается увезти куда-нибудь Элизу, мы немедленно бросимся ей на помощь.

Монтгомери сказал нам, что знает всех слуг Джильмора и когда-то в детстве был любимцем и баловнем его ключницы-негритянки. Он твердо стоял на своем: сегодня же ночью он найдет способ пробраться в дом Джильмора и спасти несчастную Элизу, чем бы это ни грозило ему самому.

Пока что мы занялись внимательным изучением документов, которые привез с собой Монтгомери. Только тогда в полной мере выяснилась вся глубина подлости мистера Грипа Кэртиса и его достойного помощника Джильмора. Когда сын мой, за год до описываемых событий, покинул Новый Орлеан, собираясь уже самостоятельно устроиться в Нью-Йорке, мистер Джемс Кэртис на прощанье вручил ему запечатанный пакет. К пакету была приложена письменная инструкция, согласно которой Монтгомери должен был вскрыть этот пакет в случае смерти мистера Джемса Кэртиса, после засвидетельствования в суде его завещания или же спустя тридцать дней после официально засвидетельствованной его смерти, если завещание до этого времени не будет представлено в суд.