РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ - БЕЛЫЙ РАБ

Мы прошли несколько миль, пока не достигли перекрестка. Одна из дорог, пересекавшая ту, по которой мы двигались до сих пор, вела на юг.

С тех пор как мы вышли из харчевни, Томас упорно о чем-то думал и не раскрывал рта. Казалось, он даже но слышит моих вопросов и замечаний.

У перекрестка он вдруг остановился и схватил меня за руку. Я подумал, что он собирается посоветоваться со мной относительно нашего дальнейшего пути.

Но каково было мое удивление, когда он неожиданно произнес:

- Арчи! Здесь мы с тобою расстанемся!

Я не мог понять, что он имеет в виду, и вопросительно взглянул на него.

- Одна из дорог отсюда ведет на Север, - сказал он. - Ты достаточно прилично одет, знаний у тебя не меньше, чем у любого управляющего. Тебе легко сойти за свободного человека. Возможно, что тебе удастся добраться даже до свободных штатов, о которых ты так часто рассказывал мне. Если же я пойду с тобой, нас задержат, станут допрашивать. Даже если нам и удастся снова бежать, нас поймают. Вдвоем мы на этой дороге вызовем подозрения любого встречного. Отсюда до свободных штатов очень далеко, и у меня нет никакой надежды добраться туда. Предположи даже, что я доберусь туда… Что я от этого выиграю? Ты сам знаешь, какое там отношение к неграм. Я хочу еще раз испытать счастье в лесах и действовать так, как найду нужным. Я уверен, что сумею разыскать наше прежнее убежище. Но ты, Арчи, можешь попытаться достигнуть лучшего… Один ты наверняка проберешься на Север. Иди своим путем, Арчи, и да благословит тебя бог…

Слова Томаса глубоко взволновали меня. Я не сразу собрался ему ответить. Мысль о том, что я вырвусь из всей этой сети опасностей, страданий и горя, доберусь до такой страны, где смогу носить имя и пользоваться правами свободного гражданина, - эта мысль ослепляла меня и готова была заглушить все другие чувства. Но привязанность к Томасу и благодарность за его поддержку и помощь боролись с проснувшейся надеждой; голос сердца подсказывал мне, что я не должен покидать моего друга. Я ответил ему, но ответил после чересчур долгого раздумья.

- Ты ранен и ослабел, - проговорил я наконец. - Мы поклялись друг другу в вечной дружбе, и я не могу оставить тебя при таких условиях. Разве ты сам не рискнул жизнью для моего спасения? Нет, нет! Я останусь с тобой до конца!

Боюсь, что речь моя звучала недостаточно горячо и убедительно. Во всяком случае слова мои только утвердили Томаса в его решении. Он возразил, что раны его уже заживают и он чувствует себя почти таким же сильным, как раньше. Он добавил, что, оставаясь с ним, я, несомненно, поврежу себе, а ему не принесу никакой пользы. Он указал мне дорогу, по которой я должен был итти, и голосом, в котором звучала неукротимая энергия и решимость, предложил мне направиться по ней, тогда как он свернет к югу.

Когда Томас приходил к какому-нибудь решению, он говорил с такой твердостью, которая способна была сломить самое упорное сопротивление. К стыду моему, мне приходится признаться, что я, увы, был слишком склонен к уступчивости. Он понял, что одерживает верх, и постарался закрепить свою победу.

- Иди, Арчи!…повторил он. - Иди! Если не ради себя, то пусть это будет ради меня! Если ты останешься со мной и тебя схватят, я ни себе, ни тебе этого никогда не прощу!

Тщетно подыскивал я возражения. Я говорил еще что-то, но Томас меня не слушал. Он был убежден в своей правоте, и я не мог или не умел его переубедить. Мои добрые намерения оказались недостаточно стойкими, и я в конце концов согласился расстаться с ним.

Я крепко обмял Томаса и прижал его к своей груди. Никогда не было на земле человека более благородного! Нет, я был недостоин называться его другом!

- Да благословит тебя бог, Арчи! - сказал он просто, расставаясь со мной.

Я продолжал стоять на месте, глядя ему вслед. Он шел быстрым шагом, не оглядываясь.

Я готов был провалиться сквозь землю от безмерного стыда. Несколько раз я делал движение, намереваясь нагнать его; себялюбивая осторожность удержала меня.

Он скрылся из виду, и только тогда я тронулся в путь… Сердце мое разрывалось, от боли… Я знал: даже страстной жаждой свободы нельзя оправдать такой поступок… Как мог я, как смел покинуть Томаса, когда ему грозило столько опасностей!…

До самого рассвета я шел так быстро, как только мог. Ни души не встретил я на своем пути. Даже человеческое жилье попадалось очень редко - каких-нибудь два-три домика самого жалкого вида.

Солнце взошло, когда я поднялся на вершину холма. Здесь я увидел маленький домик, стоявший у самого края дороги, и оседланную лошадь, привязанную к дереву около крыльца. Лошадь была тщательно вычищена, вся лоснилась и казалась очень крепкой и выносливой. По форме седельных сумок я решил, что лошадь принадлежит врачу, который в этот ранний час заехал навестить больного.

Такого случая нельзя было упустить. Отвязав лошадь, я вскочил в седло. Я пустил ее сначала шагом, но чуть-чуть отдалившись от дома, я погнал ее галопом, и вскоре домик пропал из моего поля зрения.

Находка была поистине счастливая. Мне приходилось продвигаться по той самой дороге, по которой должны были следовать охотники, задержавшие нас накануне. Обнаружив наше исчезновение, они несомненно пустились вдогонку, и я подвергался опасности быть узнанным ими и захваченным. Лошадь была горячая и сильная. Я отпустил поводья, и она мчалась во весь опор.

Удача моя не ограничилась этим: опустив руку в карман моей новой куртки, я вытащил из него бумажник, в котором, кроме пачки всяких документов, оказалась и значительная сумма денег в банковых билетах. Это открытие еще более воодушевило меня, и я продолжал ехать весь день, только изредка останавливаясь в тени какого-нибудь дерева, чтобы дать передохнуть моему коню.

Под вечер, остановившись у какой-то жалкой таверны, я заказал для себя ужин и велел насыпать лошади овса. Подкрепившись, я поскакал дальше по дороге, освещенной слабым светом луны.

К утру лошадь моя совершенно выбилась из сил. Благодарный ей за оказанную мне услугу, - по моим расчетам, я за сутки проехал около ста миль, - я разнуздал ее и, расседлав, пустил пастись в пшеничное поле.

Дальше я снова зашагал пешком. Я боялся продолжать путь верхом, опасаясь, что это навлечет на меня какие-нибудь новые неприятности, да, кроме того, бешеная скачка привела лошадь в такое состояние, что вряд ли она могла бы принести мне большую пользу. Я успел значительно опередить охотников и не сомневался, что даже на своих конях они уже не догонят меня.

Еще до заката солнца я добрался до большого поселка. Я позволил себе роскошь заказать сытный обед и остался ночевать в деревенской корчме. Это было необходимо, так как вынужденный пост, усталость и отсутствие сна совершенно истощили меня. Я проспал десять часов сряду и проснулся с новыми силами. Поднявшись, я двинулся дальше, но уже с меньшими опасениями. Все же я останавливался лишь изредка и старался итти как можно быстрее.