РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ - БЕЛЫЙ РАБ

Преследователи, в свою очередь, кинулись в воду, но опасность удваивала силы беглеца. Он то плыл, то ловко пробирался по грязи сквозь заболоченное пространство, пока не достиг противоположного края болота, где его ждала другая неминуемая опасность. Не успел он выбраться из болота, как был замечен одним из всадников, патрулировавших вдоль берега.

С быстротой преследуемого лося беглец мчался по направлению к сосновому лесу, но в этот момент выпущенная из карабина пуля впилась ему в бок. Он не упал, но вынужден был замедлить бег. Пять всадников мчались по его следам.

Управляющий моего собеседника Снапдрагон, находившийся во главе отряда, первым настиг беглеца и предложил ему сдаться. Видя, однако, что тот не останавливается, Снапдрагон выстрелил в него из обоих своих пистолетов - негр не упал. Тогда управляющий, соскочив с лошади, бросился на негра, надеясь схватить его.

Снапдрагон был очень силен, но и противник не уступал ему в силе. Том Дикарь, или тот, кого принимали за этого страшного негра, несмотря на раны и усталость, обхватил обеими руками нападавшего, и оба покатились по земле. Не прошло и минуты, как нож беглеца вонзился в сердце Снапдрагона.

Но тут подоспели остальные охотники с собаками, и вся эта масса обрушилась на Тома. Он не успел сделать и одного движения, как уже был связан по рукам и ногам.

Весь отряд вскоре собрался на месте, где произошло убийство управляющего. Самые ярые преследователи предлагали тут же немедленно покарать виновного и заставить его своей жизнью заплатить за жизнь Снапдрагона.

Но жажда похвастать своей добычей и прославиться совершенными подвигами одержала верх. Да кроме того, чтобы обеспечить за собой получение награды, необходимо было официально удостоверить личность пойманного негра. Поэтому было решено отказаться от несложной процедуры казни на месте, с возможной быстротой добраться до ближайшего поселка, где находились кое-какие судебные учреждения округа, и поместить пленников в тюремную камеру.

Мы находились как раз вблизи довольно значительного поселка, носившего название Эглингтон. Туда уже успели съехаться участники других отрядов. Охота у всех прошла не менее удачно. Чтобы добраться до тюрьмы, нам пришлось пробить себе путь сквозь сплошную массу людей всех цветов и оттенков - белых, коричневых и черных. Здесь можно было увидеть представителей любых сословий и званий, любого возраста - от плантатора, добротно одетого, прискакавшего на отличном коне, до совершенно голого негритенка, верхом на палочке с пронзительным визгом носившегося почти под самыми ногами лошадей.

Мы подъехали к тюрьме. Это было жалкое кирпичное здание с одной единственной камерой, площадью примерно в десять-двенадцать футов. Она освещалась окном, прикрытым решеткой. Оттуда исходил, разносясь на далекое расстояние, нестерпимый смрад. Камера была переполнена неграми, захваченными во время последней облавы. Среди них были и тяжело раненные, без разбора сваленные в эту темную яму, а также две белые женщины, обвиняемые в воровстве.

Пленникам предстояло пробыть здесь до тех пор, пока их хозяева не уплатят награды, обещанной за их поимку, и не внесут установленные на такой случай законом налоги и пошлины.

Победители, отдыхая от трудов, отпраздновали свою удачу при помощи обильных возлияний и поглотили изрядное количество виски и персиковой водки.

Тело управляющего было отнесено в таверну и положено на стол. Это мрачное зрелище постепенно довело ярость собравшихся до высшего предела.

Ввиду того что в камеру при всем желании нельзя уже было больше втиснуть хотя бы одного арестанта, обоих негров, захваченных последним отрядом, пришлось заковать в цепи и привязать к решетке тюремного окна.

С величайшим трудом подавляя охватившее меня волнение, я пробрался сквозь толпу, окружавшую пленников, и попытался приблизиться к тому, кто, как предполагали, был сам прославленный Том.

Я впился в него взглядом. Он страшно изменился, но я не мог не узнать так глубоко запечатлевшиеся в моей памяти черты моего старого друга и соратника, хотя с того дня, как мы расстались, и прошло двадцать лет.

С той самой минуты, как я увидел его привязанным к лошади среди буйной ватаги охотников и услышал рассказ о его подвигах, я в глубине души уже был убежден, что это может быть только Томас. И все же как страшно я был потрясен сейчас, увидев его так близко от себя.

Но было необходимо проявить внешнюю выдержку. Мне это удалось. По выражению моего лица, по нескольким негромко произнесенным словам, с которыми я обратился к нему, Томас понял, что я отношусь к нему с сочувствием. На мгновение взор его, с презрением устремленный в толпу и напоминавший взгляд закованного в цепи льва, смягчился, и он, с мольбой взглянув на меня, попросил дать ему хоть глоток воды.

Я обещал одному из находившихся поблизости негров полдоллара, если он принесет полную флягу воды. Но в ту самую минуту, когда раненый пленник своими закованными руками медленно подносил к губам драгоценную влагу, какой-то хорошо одетый белый джентльмен ударом палки выбил флягу из его рук и швырнул ее на землю.

Я не мог удержаться от нескольких слов протеста против такого варварства.

Человек с палкой на мои слова ответил потоком ругательств. Самым вызывающим тоном он спросил меня, кто я такой, что осмеливаюсь оказывать помощь этому проклятому чернокожему убийце, и, дав таким образом понять собравшимся, что я человек, здесь никому не известный, сразу поставил меня под угрозу расправы со стороны толпы.

Но тут неожиданно послышались яростные крики и вопли, доносившиеся со стороны входа в таверну и возвещавшие о начавшейся потасовке между двумя неполадившими группами. Драка у таверны на время отвлекла внимание толпы; около нас оставался только негр, который ходил за водой и теперь стоял в ожидании обещанного полудоллара. Я обещал ему дать еще столько же, если он наполнит вторую флягу. Он исполнил эту просьбу, и на этот раз моему бедному другу удалось утолить жажду. Напившись, он протянул мне пустую флягу, поблагодарив меня взглядом.

Как счастлив я был, что в эти тяжкие мгновения мог оказать ему хоть эту незначительную услугу.

Я понимал, что не в моих силах оказать ему сколько-нибудь существенную помощь, и все же не мог преодолеть властного желания сказать ему, кто я. Я знал, что для этого благородного и великодушного сердца сознание, что его старый друг и товарищ свободен, послужит утешением в последние минуты жизни. Подойдя к нему вплотную, я коснулся рукой его плеча.

- Томас, - прошептал я, - узнаешь ли ты меня? Вспомни Анну, ее гибель и то, как ты отомстил. Вспомни управляющего Мартина, которого мы закопали в яму вместе с его ищейкой. Вспомни, как мы расставались и я пошел на север, а ты повернул на юг. Я - Арчи! Неужели ты не узнаешь меня?