Жан-Ришар Блок - … и компания

Оглушительный удар кулака по столу скрепил эти слова, и вплоть до первого гудка стеклянная клетка дрожала и звенела от потока проклятий и ругательств.

Отпирая фабричные ворота, Гийом чувствовал себя окончательно разбитым и поэтому не заметил какую-то темную фигуру, неподвижно сидевшую на тумбе, хотя эта фигура удивительно напоминала его брата.

У-у-у! – завизжали ворота, с трудом раздирая свои железные челюсти. Последующие четверть часа во мраке слышался лишь топот десятков ног. Под потолками мастерских зажглись керосиновые лампы.

Жозеф смотрел на всю эту привычную картину с таким чувством, будто видел ее впервые. Над Вандевром раздался второй гудок. С улицы доносились торопливые шаги запаздывавших. Взвизгнув, захлопнулись ворота. Из окон мастерских вырвался первый грохот машин. Нудно закашляла выхлопная труба паровых цилиндров. Заработали валы трансмиссий.

Жозеф прикрыл глаза: вот рабочие надевают ремни на шкивы своих станков; вот мальчишки, специально приставленные к прядильным машинам, забегали вокруг них, присучивая порванные нитки. Вот в нижнем этаже глухо застучали ткацкие станки. Вслед за ними, с сердитым жужжанием ос, пришли в движение сукновальные машины; журча, как мощные вогезские родники, из шерстомойки хлынула мыльная горячая вода, распространяя вокруг тошнотворный запах. Смрадные щелочные испарения заполнили воздух. Через форточку к Жозефу донесся глухой кашель молодой работницы с больными легкими и металлический скрип прядильного станка, давно требовавшего ремонта.

На мгновение послышался голос дяди Миртиля – сухой, как шуршание металлических стружек, – и тут же потонул в грохоте машин. В глубине двора мелькнула белая блуза и вечное кашне Зеллера. Откуда-то донесся взрыв детского беспечного смеха и замер вдали. Сейчас трясло уже весь город. Черный силуэт главного здания шатало от фундамента до самой крыши. Огромный прокатный стан, ухватившись за самый кончик ночи, притянул ее к себе.

Тогда за оградой – то ли совсем рядом, то ли в другом конце улицы – раздался пронзительный осипший крик, словно новый призыв живого гудка. Ему ответили другие и замерли где-то далеко за окраиной. Это петух, как умел, приветствовал рождение новой зари, хотя трудовой день родился уже давно.

Жозеф обернулся. На востоке, над стеной, вставало бледное, безнадежно-тусклое светило. В его лучах четко вырисовывались все неровности черепицы и черные дорожки мха на крышах. Порыв резкого ветра, как будто гонимого страхом, ворвался во двор. Жозеф встал, поглядел вокруг себя и твердым шагом направился к складу, тяжелые ключи от которого оттягивали правый карман его брюк.

Через полчаса трое Зимлеров вошли в склад. Жозеф встретил их холодным, почти враждебным взглядом. В полном молчании все разошлись по своим местам.

Так этим декабрьским утром 1872 года был второй раз, не совсем обычным образом, основан в Вандевре «Торговый дом Зимлера».

День 23 декабря 1872 года был отмечен в анналах семейства Зимлеров исчезновением огромного куска прекрасной солонины – подлинного шедевра домашней стряпни, – любовно замаринованной Сарой в честь приезда «банды Штернов» (по выражению Жюстена). Путем тщательных розысков удалось установить, что от кухонного стола, с которого было похищено мясо, следы вели в угол красильной, который облюбовал котенок, очевидно из-за его зловонных испарений.

Котенок, застигнутый на месте преступления, был обвинен в воровстве или по меньшей мере в укрывательстве краденого. Преступление обнаружила Лора. Это лукавое существо долго перебирало все доводы «за» и «против». В конце концов чувство клана взяло верх над чувством товарищества. Во имя оскорбленных прав собственности она решила поступиться переживаниями Жюстена, и котенка беспощадно разоблачили. Никому и в голову не пришло задаться вопросом, кто вор и кто соучастник.

Уже давно бабушка Сара питала отвращение к «этой мерзости». Происхождение «этой мерзости» отнюдь не являлось смягчающим обстоятельством – даже наоборот; словом, крик стоял большой. Котенок – теперь уже очаровательная ангорская белая кошечка с черными пятнами – был с бранью и проклятьями передан бродячему скорняку, которого судьба завела в этот час на фабрику Зимлеров.

Сара объявила эту новость за обедом. Жюстен, который только что вернулся из лицея и ничего не подозревал, замер от ужаса. Но, бросив взгляд на дядю Жозефа, племянник понял все: Жозеф покраснел, закусил губу, отвел глаза и, отпив большой глоток воды, упорно молчал. Мальчику удалось сдержать две горячие слезинки, выступившие на глазах, и выдать за весьма мужской кашель отнюдь не мужественные всхлипывания.

Штерны должны были прибыть на следующий день. в сочельник, с парижским пятичасовым поездом.

– Ты тоже пойдешь с нами на вокзал, – спокойно обратилась Сара к Жозефу.

– И я тоже, – живо вставил Жюстен, уже отпущенный на каникулы. Но его тут же осадили:

– Не мешайся не в свое дело.

Тем не менее Жюстен принял участие в этой экспедиции, и было бы очень жаль, если бы его не взяли. Хотя бы потому, что дядя Жозеф представлял нынче совсем особое зрелище. Прежде всего, когда они всей семьей вышли из ворот, дядя обернулся и внимательно оглядел фабрику. Трудно решить, враждебно или почтительно. Но эта хитрюга Лора, которая шла с Жозефом рядом, успела-таки расслышать, как он прошептал:

– В конце концов они правы. – Это сильнее всего.

Лора, конечно, ничего не поняла, но, будучи настоящей женщиной, почувствовала глубочайшее удовлетворение. Дядя Жозеф шагал впереди какой-то не своей обычной, а решительной, твердой походкой. По противоположному бульвару прошли дамы Лефомбер. Жозеф довольно небрежно снял перед ними шляпу, а шагов через сотню покровительственно сделал ручкой «милейшему Булинье». Жюстен готов был поклясться, что дядя Жоз даже насвистывал, и насвистывал носом, если, конечно, можно свистеть этим органом.

Поднявшись по насыпи до вершины холма, компания остановилась перед вокзалом и обернулась поглядеть на Вандевр. Было принято любоваться видом городка как раз с этого места. Во всяком случае, так советовал путеводитель, и правильно советовал.

В сгущавшихся декабрьских сумерках загорались первые огоньки. Меж берегов канала медленно текла черная густая вода. Из фабричных труб вырывались серые клубы, неясный гул стоял над скопищем фабрик, дыма и тумана.

Жюстен и Лора с увлечением начали свою любимую игру: они угадывали отсюда, чья какая фабрика. Обычно их споры разрешал Жозеф, и на сей раз Лора, а за ней и Жюстен, оба вне себя от возбуждения, бросились за помощью к дяде.