Оноре Бальзак - Провинциальная муза

Вызывая поклонение своей несравненной красотой, восхищая своим умом самых светских мужчин Сансера, Дина поддерживала это восхищение разговорами, к которым, как говорили впоследствии, она заранее готовилась. Она видела, что ее слушают с восторгом, мало-помалу сама привыкла себя слушать, а кончила тем, что, войдя во вкус высокопарной речи, стала смотреть на своих друзей как на наперсников в трагедии, которые должны только подавать ей реплики. К тому же она обзавелась великолепной коллекцией фраз и идей — частью путем чтения, частью усваивая мысли своих постоянных собеседников, и превратилась в своего рода шарманку, которая начинала свои песенки, чуть только разговор случайно задевал ее рычажок. Жадная к знаниям — отдадим ей эту справедливость, — Дина читала все, даже книги по медицине, статистике, естественным наукам и юриспруденции, потому что, осмотрев свои цветники и отдав распоряжения садовнику, она не знала, куда девать утренние часы. Одаренная прекрасной памятью и присущим некоторым женщинам умением находить подходящие слова, она могла говорить о чем угодно ясным, затверженным слогом. Зато все — из Кона, Шарите, Невера с правого берега Луары, из Лере, Вальи, Аржана, из Бланкафора и Обиньи с берега левого — спешили представиться г-же де ла Бодрэ, подобно тому как в Швейцарии представлялись г-же де Сталь. Те, кто не более одного раза слышал песенки этой швейцарской музыкальной табакерки, уезжали ошеломленные и рассказывали о Дине такие чудеса, что на десять лье кругом женщины проникались завистью.

В восхищении, внушаемом людям, как и в постоянном разыгрывании взятой на себя роли, таится для кумира нечто опьяняющее, что заглушает в нем критическое чутье. Может быть, состояние непрестанного нервного подъема создает как бы сияние, сквозь которое видишь мир где-то далеко внизу, у своих ног? Чем же иным объяснить то неизменное простодушие, с каким снова и снова повторяются одни и те же представления с теми же эффектами, несмотря на замечания детей, столь беспощадных к своим родителям, или мужей, давно раскусивших невинное плутовство своих жен? Г-н де ла Бодрэ отличался непосредственностью человека, раскрывающего зонтик при первых каплях дождя; когда его жена поднимала вопрос о торговле неграми или о тяжкой доле каторжников, он брал свою голубенькую фуражку и бесшумно скрывался, вполне уверенный, что успеет сходить в Сен-Тибо, чтобы присмотреть там за выгрузкой бочек, и, вернувшись через час, застанет дискуссию в полном разгаре. Если же ему делать было нечего, то он отправлялся на бульвар, откуда открывается восхитительный вид на долину Луары, и прогуливался на свежем воздухе, пока жена его исполняла какую-нибудь словесную сонату или философический дуэт.

Заняв однажды положение выдающейся женщины, Дина захотела дать видимые доказательства своей любви к самым замечательным произведениям искусства, причем, живо восприняв идеи романтической школы, она включала в понятие искусства поэзию и живопись, книги и статуи, мебель и оперу. Поэтому она стала поклонницей Средневековья. Она разведала также, где могут встретиться редкости, относящиеся к эпохе Возрождения, и превратила своих поклонников в самоотверженных комиссионеров. Так, в первые дни замужества она приобрела мебель г-на Руже на распродаже, состоявшейся в Иссудене в начале 1824 года. Она накупила прекрасных вещей в Нивернэ и по Верхней Луаре. На новый год или ко дню рождения ее друзья непременно подносили ей какую-нибудь диковинку. Г-н де ла Бодрэ милостиво взирал на фантазии жены и делал вид, что согласен пожертвовать несколько экю на ее прихоти, — в действительности же землевладелец думал только о своем замке Анзи. Эти «антики» стоили тогда гораздо дешевле, чем современная мебель. Через пять или шесть лет передняя, столовая, обе гостиные и будуар, который Дина устроила себе в первом этаже Ла-Бодрэ, — все, вплоть до лестничной клетки, было битком набито шедеврами, собранными в четырех близлежащих департаментах. Эта обстановка, казавшаяся всему городу странной, вполне гармонировала с Диной. Чудеса искусства, которым вскоре предстояло вновь войти в моду, поражали воображение гостей; все ждали чего-то необыкновенного, но эти ожидания бывали далеко превзойдены, когда, сквозь море цветов, взорам гостей открывались целые катакомбы старинных вещей, расставленных, как у покойного Дюсомерара, [14] Дюсомерар Александр (1779–1842) — французский археолог, собравший ценную коллекцию мебели и утвари эпохи средних веков и Возрождения. этого мебельного «кладбищенского старика»! К тому же всякий вопрос об этих достопримечательностях как бы нажимал некую пружинку, вызывавшую целый фонтан тирад о Жане Гужоне, Мишеле Коломбе, Жермене Пилоне, о Буле, о Ван-Хейсоме, о Буше — этом великом художнике-беррийце; [15] …фонтан тирад о Жане Гужоне, Мишеле Коломбе, Жермене Пилоне, о Буле, о Ван-Хейсоме, о Буше — этом великом художнике-беррийце… — Гужон Жан (ок. 1510–1568), Коломб Мишель (ок. 1430–1512), Пилон Жермен (ок. 1535–1590) — известные французские скульпторы XV–XVI вв. Буль Андре-Шарль (1642–1732) — представитель семьи французских художников-меблировщиков XVII–XVIII вв., давшей имя особому типу богато декорированной мебели. Ван-Хейсом Ян (1682–1749) — голландский художник, известный натюрмортами. Буше Франсуа (1703–1770) — французский художник, создатель жанра пасторали во французской живописи. о Клодионе, резчике по дереву, о венецианских инкрустациях, о Брустолоне, итальянском мастере — этом Микеланджело резьбы по дубу; о тринадцатом, четырнадцатом, пятнадцатом, шестнадцатом и семнадцатом веках, об эмалях Бернарда Палисси или Петито, о гравюрах Альбрехта Дюрера [16] Бернар Палисси (ок. 1510–1590) — французский художник-керамист, живописец по стеклу: занимался также химией и минералогией. Петито Жан (1607–1691) — французский художник-миниатюрист; родился в Женеве. Альбрехт Дюрер (1471–1528) — крупнейший немецкий художник и гравер. (Дина говорила «Дюр»), о раскрашенных пергаментах, о готике «цветистой», «пламенеющей», «сложной», «чистой» — фонтан тирад, приводивший в бесчувствие старцев и в восторг юношей.

Одушевленная желанием оживить Сансер, г-жа де ла Бодрэ попыталась учредить так называемое литературное общество. Председатель суда, г-н Буаруж, который в то время не знал, как сбыть с рук дом с садом, доставшийся ему по наследству от Попино-Шандье, одобрил создание этого общества. Хитрый чиновник явился к г-же де ла Бодрэ условиться о его уставе, выразив желание быть одним из основателей, и сдал дом на пятнадцать лет в аренду литературному обществу. На второй год там уже играли в домино, в бильярд, в бульот, запивая игру горячим подслащенным вином, пуншем и ликерами. Несколько раз там устраивались небольшие изысканные ужины, а на масленице — костюмированные балы. Что касается литературы, то там читали газеты, обсуждали политические вопросы и говорили о делах. Г-н де ла Бодрэ прилежно посещал это общество — «ради жены», говаривал он шутя.