Веркор - Квота, или «Сторонники изобилия»

– Да, – проговорила она, – случилось…

– Я надеялся, – сказал Квота, – что мы помиримся…

Она подняла голову, беспомощно развела руками, глубоко вздохнула и ничего не ответила. Молчал и Квота, потом проговорил:

– Н-да, ваше поведение не слишком ободряет…

Флоранс задумчиво поглядела на него.

– А вы полагаете, что мне хочется вас ободрить? – тихо спросила она.

Улыбка сошла с лица Квоты, но он, видимо, не обиделся. В его глазах сквозило любопытство, в котором были и укор и ирония.

– Неужели вас не учили в детстве говорить спасибо?

Но Флоранс не сдавалась.

– Спасибо? Да я ничем не обязана вам! – твердо возразила она.

– Вы – нет. Ну а дядя?

Флоранс с насмешливым пренебрежением поджала губы.

– Дядя Самюэль? Он или другой – это же чистая случайность. Просто он первый попался вам на пути, вот и все.

– Но это еще не причина быть неблагодарной.

– Пожалуй, да, – согласилась Флоранс.

Она готова была признать себя неправой, чтобы хоть немного обелить Квоту.

– Больше того, – продолжала она, – я рада отметить, что вы повсюду добились потрясающих успехов. Вот видите, я объективна. Ваши успехи еще поразительнее, чем я представляла себе, живя вдали. В первую очередь – высокие ставки. Взять хотя бы Эстебана – до вас он зарабатывал сто песо, а теперь, по его словам, получает три тысячи. Думаю, это правда.

Но Квота удивился ее удивлению: ведь ни для кого не секрет, сказал он, что благодаря ему в Хавароне, где раньше была самая низкая в мире заработная плата, сейчас она самая высокая. Даже выше, чем в Соединенных Штатах.

Пусть так, согласилась Флоранс, но такая высокая оплата труда связана со странными, мягко говоря, обязательствами… К чему они приводят, она смогла убедиться собственными глазами утром, так как сегодня пятница, нерабочий день, выделенный для еженедельных покупок. И Флоранс весьма живо нарисовала Квоте картину, которую своими глазами наблюдала: исступленно мечущиеся, обуреваемые страхом не выполнить норму покупок люди, толкотня, ажиотаж, человек с лодочным мотором, несчастный, изможденный Эспосито, слоняющийся словно тень среди монументов современной техники, которые разорили его самого и его столовую…

Квота даже бровью не повел. Он выслушал эту обвинительную речь с невозмутимым спокойствием. Когда она на секунду остановилась перевести дух, он спросил:

– Ну и что из этого?

– Неужели вы ни о чем не сожалеете? – воскликнула Флоранс. – И вы не чувствуете хоть капельку тревоги? Стыда? Угрызений совести?

Нет, Квота не производил впечатления человека, которого мучает хотя бы одно из этих чувств. В ответ он лишь изрек как бесспорную истину:

– Раз мы производим холодильники, мы должны их продавать.

– Но зачем тогда вы их производите?

– То есть как зачем?

– Ведь у всех уже есть холодильники и даже больше, чем надо! – крикнула Флоранс.

– Черт побери, да для того, чтобы их продавать.

Сказано это было с такой искренностью и простосердечием, что Флоранс на мгновение растерялась. Может, он смеется над ней? Нет, не похоже. Просто он действительно так думает. И так же думает Эстебан и другие покупатели, которых она видела, все тагуальпеки: по их мнению, все это проще простого и само собой очевидно. Какой ужас!

– Ну вот… – Флоранс удрученно вздохнула. – Вы даже не замечаете, что все это превратилось в бессмыслицу, в абсурд. И дядя Самюэль не замечает. И Каписта. Вы превратили Тагуальпу в страну каторжников…

Квота удивленно посмотрел на нее.

– Каторжников, приговоренных к принудительным покупкам, – уточнила Флоранс. – Я хочу понять наконец, в чем тут дело. – Она снова вздохнула. – Можно задать вам еще один вопрос? Даже если это ни к чему не ведет.

– Разумеется.

Флоранс помолчала немного, стараясь собраться с мыслями.

– Мне показалось вначале… – медленно проговорила она, – впрочем, так думают многие… даже утверждают, что это чем-то напоминает эксперимент Мао Цзэдуна… Так вот, мне показалось вначале, что вы руководствуетесь научными целями. Что вы хотели испытать преимущества вашего опыта на первых порах в такой маленькой стране, как Тагуальпа, а уж затем внедрять его и в другие страны. Это логично. И даже прозорливо. В общем, мы служили вам в качестве подопытных кроликов. Но теперь, когда ваш метод оправдал себя, – продолжала она взволнованно, – когда вы доказали – и доказали сотнями примеров, даже сверх надобности, – что с помощью вашего метода можно продать все, даже очки слепому и ботинки безногому… когда вы победили по всем статьям, что же, черт побери, вы хотите доказать еще? Зачем вы продолжаете свои эксперименты?

Квота промолчал. Потом сел на краешек стола перед Флоранс и сказал:

– А я-то считал вас умной девушкой.

Флоранс поразили и слова Квоты и тон, которым они были произнесены.

– Спасибо, – проговорила она, и в ее голосе прозвучала скрытая ирония, но, пожалуй, это была всего лишь жалкая попытка сохранить свое достоинство, ибо в душе она уже приготовилась услышать веские доводы, которые опровергнут ее обвинения. Она ждала. Она надеялась. Сумеет ли он оправдать то, что до сих пор в ее глазах не имело никакого оправдания. Но он только спросил:

– Неужели вы запамятовали, с чего я начинал?

– Не процветающая, но честная фирма, – ответила Флоранс, делая последнюю попытку не сдать своих позиций.

– Вернее, прогорающая, если уж говорить откровенно. – Слова эти сопровождались безжалостной усмешкой, тронувшей уголки губ Квоты. Флоранс хотела ему ответить, но Квота остановил ее движением руки.

– Это не упрек, именно такую фирму я и искал. И страна подходящая – такая, где основным занятием особей мужского пола была игра в пулиш, а женского – адюльтер. Торговля? Никто о ней и не думал. Она оживала лишь дважды в неделю, в базарные дни. А тем временем промышленность потихоньку угасала. Разве не так?

– Так.

Флоранс никак не могла понять, куда он клонит. Квота нагнулся, не спуская с нее горящего взгляда.

– Скажите, Флоранс, скажите честно и откровенно, разве можно терпеть, чтобы в двадцатом веке, пусть даже в такой стране, как Тагуальпа, экономика находилась в столь плачевном состоянии? Ведь это угроза всей нашей цивилизации, Флоранс, – продолжал он, отчеканивая каждое слово. – Вот в чем истина. Единственная. И потому я считаюсь только с ней. Понятно?

Флоранс слушала. Ждала. Она сама еще не знала, понимает его или нет. Он выпрямился. И жестко проговорил:

– И я взял это решение на себя.

Квота сжал правую руку в кулак и повернул, как бы нажимая на ручку двери.

– Два года напряженного труда, и эти бедолаги наконец обрели смысл жизни. Они поняли дух торговли. Поняли наконец, что их жизнь имеет смысл и благодаря мне полна надежд.