Оскар Лутс - Лето

– Ждала вас сегодня к нам, но вижу – вас нет, мы решили с сестренкой прогуляться. Может быть, отправимся теперь все вместе в Рая? Как вы считаете?

– Да, – отвечает гость из России, – вначале я так и думал сделать, но… Н-да, столько временя ушло тут на разговор со школьным приятелем, что, пожалуй, уже не удастся к вам пойти. Утром надо рано вставать, браться за работу. Мы сейчас как раз камень дробим; хотим хлев починить, да и вообще… одно-другое в порядок привести.

При этом управляющий незаметно ощупывает рукой сзади свой разорванный сюртук и с испугом обнаруживает, что рыжеволосый потрудился весьма основательно.

Но ответ Тоотса, видимо, вовсе не удовлетворяет хозяйскую дочь.

– Ах, да ну вас, с вашей работой! Уже сейчас о работе беспокоитесь, а где еще завтрашнее утро! Без лишних разговоров, пошли!

– Да… нет… к сожалению… – вежливо раскланиваясь, бормочет Тоотс. – Никак невозможно. Когда-нибудь в другой раз – с большим удовольствием.

– Ах, да ну вас! – злится Тээле.

Снова наступает короткая пауза. Теперь Тээле окончательно убеждена, что между однокашниками произошло что-то серьезное. Кийр торжественно чихает, затем высказывает и свое мнение:

– Да, сегодня, пожалуй, пойти не удастся, это верно. Наши туалеты не в порядке.

– Туалеты?

– Да-да, именно туалеты. Когда мы боролись, с Тоотсом случилась маленькая неприятность: он порвал себе сзади сюртук.

– Да подите вы! – восклицает девушка. – Как же это произошло? Покажите!

И не успевает управляющий понять, что, собственно, собираются с ним делать, как девушка смелым движением хватает его за плечи и поворачивает к себе спиной.

-О, этот пустяк ничего не значит, – говорит она. – Дома зашьем!

– Э-э, – с сомнением в голосе замечает Кийр, – это не пустяк. С порванными фалдами в гости не ходят. И вообще этот сюртук сшит из весьма недоброкачественного, может быть, даже гнилого материальчика. Допускаю даже, что наш школьный приятель купил себе в России старый поношенный сюртук и дал его перелицевать. Иначе он не рвался бы так быстро, чуть притронешься!

– Кийр, Кийр! – укоризненно говорит девушка. – Вы никак не можете обойтись без издевки. Оттого, что вы на других наговариваете, вы нисколько не выигрываете в глазах окружающих. Ах да, я совсем забыла – ведь этот разорванный сюртук прежде всего имеет отношение к вам! А ну-ка берите сейчас же иголку с ниткой и зашивайте!

– Я? – таращит глаза рыжеволосый.

– Да, именно вы. Вы лучше всех это сумеете сделать.

– Не буду я такой работой заниматься.

– Будете. Не теряйте времени.

– У меня и иголки с собой нет.

– Есть.

– Нету.

– Кийр!

Тээле строго смотрит на рыжеволосого, из ее лукавых глаз, видимо, изливается какая-то особенная сила, заставляющая портного повиноваться. Аадниэль опускает взгляд, лицо его заливается густой краской, отчего бледные волдыри на нем проступают еще резче. Он отворачивает полу пиджака и вытаскивает из подкладки иглу.

– Так, – говорит Тээле. – Сейчас мы с сестренкой отойдем, а вы почините сюртук и затем пойдете вслед за нами.

Сестры исчезают в кустарнике, а Тоотс говорит приятелю:

– Ну, теперь поскорее докажи, что ты настоящий господский портной.

– Хм, – бурчит в ответ Кийр, – господский портной! Какой тут господский портной нужен для этого старого тряпья. А ну-ка, нагнись!

Тоотс мельком через плечо взглядывает на приятеля и делает то, что велят. Кийр, сопя, приступает к работе.

– Курить можно? – спустя несколько секунд спрашивает управляющий.

– Стой спокойно, не топчись, не то брошу тебя вместе с твоим разорванным хвостом.

– Я спрашиваю, можно ли курить.

Вместо ответа Кийр втыкает ему иголку в такое место, куда никакой необходимости не было ее втыкать. Управляющий рычит и отскакивает от портного на несколько шагов вместе с торчащей иголкой и ниткой.

– Ага-а! – угрожающе говорит он. – Раз так – я сейчас же позову Тээле.

– Хи-хи-хи! Кто же может так шить! Сними сюртук, тогда зашью.

– Ну, смотри ты у меня!

Тоотс сбрасывает сюртук. Кийр взбирается на огромный валун, усаживается на нем, скрестив ноги, и зашивает порванные фалды.

На хуторе Рая они встречают многих своих старых знакомых. Прежде всего, здесь, разумеется, Либле; он страшно поражен тем, что двое однокашников пришли вместе, как друзья. Тот же Либле, оказывается, поймал на церковном дворе и одного приезжего из Тыукре – и теперь Яан Имелик здесь, с лошадью и повозкой, совсем как свадебный гость. Толстошеий Тыниссон ведет во дворе разговор с хозяином хутора.

Увидев такое множество гостей, Тээле сначала немного смущена, но вскоре к ней возвращается прежнее веселое настроение. Либле, согнувшись перед нею в три погибели, долго пожимает ей руку и от всего сердца поздравляет, желает счастья… в этот знаменательный день… когда… и так далее…

– С чем вы меня поздравляете? – удивляется Тээле. – И какой такой знаменательный день?

– Ладно, – отвечает Либле, – чего мне еще пускаться в объяснения, вы сами лучше всех все знаете. Я здесь в Паунвере только звонарь и не для того сюда явился, чтоб разглагольствовать. Для речей здесь найдутся люди поумнее меня, например, хозяин Заболотья господин Тоотс.

Господин Тоотс, одним ухом прислушивающийся к этому разговору, тут же быстро подходит, вежливо раскланивается и говорит:

– Ах да, извините меня, школьная подруга, совсем позабыл, что у вас сегодня такой знаменательный день. Поздравляю!

– И вы туда же! – всплескивает руками хозяйская дочь. – Что все это значит? Нет у меня сегодня никакого знаменательного дня.

– Вот так диво, будто мы не знаем! – лукаво улыбается звонарь.

На мгновение Тээле задумывается, затем отводит обоих в сторонку.

– Ну и хорошо, если знаете, – говорит она. – Я-то сама не знаю, но догадываюсь. Но если вы хотите мне сделать приятное, то будьте добры, не напоминайте больше об этом «знаменательном» дне.

– Раз барышня Тээле не желает, зачем же тогда говорить. Но ведь мы-то не сами придумали, ваш будущий супруг нам сказал, что дела обстоят так-то и так-то и что именно сегодня… ну да… все равно…

Тээле оставляет их и идет здороваться с другими школьными друзьями. Либле обменивается с Тоотсом многозначительным взглядом.

В куда более щекотливом положении оказывается рыжеволосый. С багровым лицом, весь в волдырях, сжимая в холодной, влажной руке тросточку с блестящим набалдашником, он беспокойно бродит с места на место. Кийр – и жених, и не жених; он не жених – все-таки жених. Несколько раз пытается он что-то объяснить Тээле, но так и остается с разинутым ртом, потому что хозяйская дочь вообще не удостаивает его вниманием. На затылке у него выглядывает уголок манишки, что вызывает у Либле язвительное замечание.