Юрий Крымов - Танкер «Дербент»

– Я работаю на радиостанции пароходства. Собственно, мы ведь тоже моряки, только служба связи. Говорят, нас оденут в морскую форму. Пойдет мне форма, как вы думаете? Ну, расскажите мне о себе!

– Не знаю, что и рассказывать, – сказал Басов, – правда, я самый обыкновенный человек. Но у нас есть чудесные ребята. Вот, например, Закирия Эйбат, азербайджанец…

Ему было очень интересно ей рассказывать. Она слушала, склонив немного набок голову, и вдруг по-детски всплеснула руками:

– У тебя рубаха рваная, с мясом пуговица вырвана. Эх ты-ы… – И она тронула руками его шею. Руки были сухие, горячие, и он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть ее. Она сказала ему «ты», конечно, незаметно для себя…

– Я целый вечер смотрел на тебя, – сказал он тихо, – и боялся подойти. Со мной это впервые, честное слово.

– Правда? Ну, а я себе сказала: он подойдет.

И нарочно села сюда одна, чтобы так вышло.

Он задернул портьеру, стараясь сделать это незаметно. Муся шепнула: «Увидят». Они остались одни в полутьме. В окно падал желтыми пятнами свет уличных фонарей. Ему удалось поцеловать ее в губы, но она сейчас же отодвинулась.

– Нейман много рассказывал о заводе, – сказала она, – и я тебя представляла солидным, каким-то производственным маньяком. А ты вон какой. Сразу лезешь целоваться.

Он предложил проводить ее. Муся покачала головой.

– Не надо, – сказала она, – завтра приходи на радио. Я сменяюсь ночью, в двенадцать.

На минуту у него упало сердце. Она не теряла головы и, даже прижимаясь к нему, не забывала поправлять платье, чтоб оно не мялось. Выйдя из-за портьеры, она точно перестала думать о нем. У вешалки ее окружили конструкторы, наперебой помогая ей одеваться. Она даже не оглянулась на прощание.

Басов прошатался по набережной до света. С моря дул ледяной ветер, и лицо его горело. Белецкая оказалась скверной девчонкой – он заинтересовал ее на минуту, вот и все. Но когда он вспоминал о ней, его охватывала нежность. Она держалась со всеми простодушно и по-товарищески просто. Вокруг нее слишком уж вертелись ребята. Вероятно, потом говорили о ней гадости и разбирали ее наружность. На другой день на заводе он сторонился участников вечеринки, боясь, что кто-нибудь заговорит с ним о ней.

На радиостанцию попал он после долгого блуждания в темноте по пустырям. Радиомачты исчезали в черном небе, и вверху, как звезды, мигали желтые огни. Часовой выскочил из будки и щелкнул затвором. Басов остановился у ограды, подставляя спину ветру. Прошло полчаса. Он стоял не двигаясь, и руки его закоченели.

Муся показалась в освещенном подъезде. У него замерло сердце – наверное, она забыла. Они двигались навстречу друг другу, как случайные прохожие, и встретились молча. Кругом было пусто, часовой ушел с головою в тулуп. Муся закинула Басову руки за шею и отвернула воротник. Стоя на пустыре у колючей проволоки, они обнялись так крепко, словно им предстояло расстаться навеки.

– Я убедила себя, что ты не придешь, – сказала Муся, отстранившись и задыхаясь немного, – я так всегда делаю, когда очень хочу чего-нибудь, чтобы потом душа не болела.

Она потянула его за руку. Вокруг них поясом расположились огни, и дорогу к морю указывали тоненькие свистки буксиров. Басов сказал:

– Зачем ты так думала? Я тебя люблю. Не видишь разве?

– За один-то день, Саша? – усмехнулась она укоризненно. – Нет, так не бывает.

– Значит, бывает, раз я говорю! Теперь мы вместе, и мне так хорошо. Слушай меня: я думаю, нам надо расписаться.

Муся смеялась.

– Ты точно командир: ать, два, левой!.. Сейчас и расписаться! А мы и не говорили с тобой порядком.

Она в темноте чутко находила дорогу и опиралась на его руку, чтобы быть к нему ближе. А он не разбирал дороги и жадно искал ее руку и мешал ей идти.

– Из-за тебя я сегодня на заводе был как больной, – сказал он, – говорят, это бывает раз в жизни.

На набережной они остановились у каменных перил. Ветер встряхивал голые ветки акации. Торопливые волны бежали с рейда, разбиваясь о сваи купальни. Внизу черная, как деготь, вода фыркала, взбираясь на каменную стенку. Муся поправила шапочку, глаза ее ярко блестели. Он обнял ее, как только она подняла руки. Но она освободилась и потянула его на скамью. Неожиданно она заговорила о заводе.

– У тебя большие способности, Саша, – сказала она, – Нейман очень ценит тебя. Но сейчас он тобою недоволен, я знаю. Он говорит, что ты всюду находишь недостатки и берешься их исправлять. Это раздражает людей, и потом… ты отстаиваешь глупое предложение Эйбата и идешь против всех. Может быть, я что-нибудь путаю, но мне обидно, что ты такой простой и честный, а тебя считают чуть ли не интриганом… Нейман говорил…

– Муся, давай бросим об этом, – сказал он уныло, – все это совсем не так. Ты не знаешь, Муся…

Она молча наклонила голову и чертила каблучком по песку. В этом молчании между ними проползло что-то мутное, и радость его померкла.

– Может быть, тебе лучше работать спокойно, как все, – сказала Муся простодушно, – ты можешь выйти в большие люди. Я вот способная, но из меня ничего не вышло, вероятно потому, что у меня нет честолюбия. Но для тебя я могла бы пожелать многого. Тебе следует работать, как все, но… лучше всех!

Басов слушал и гладил ее руку. Ее слова казались ему странными, он едва понимал их смысл. Она отнимала руку, стараясь сосредоточить его внимание на своих словах. Его охватило нетерпение, и он сказал, почти не думая:

– Я постараюсь поставить все на место. Не думай об этом. Я тебя люблю.

Тогда Муся повеселела и позволила обнять себя.

– Милый мой, – сказала она нежно, – ну, говори, как жить будем.

Время от времени на заводе происходили свадьбы. На свадьбах Басов играл на гармони и наблюдал за новобрачными. Казалось, пары нарочно обрекали себя на неудобства, чтобы коллектив мог часок повеселиться. Бывало, что после женитьбы парень становился равнодушен ко всему и исчезал сразу после гудка. Это было противно. И Басов не жалел, что у него все сложилось иначе.

Муся пришла к нему после вахты. Она принесла с собой сундучок с вещами и ворох платьев. Была она очень тиха и спокойна, и Басов, глядя на нее, удивлялся, как все скоро и просто кончилось. Муся начала с того, что подмела пол. Она подоткнула подол, совсем как уборщицы на заводе, и вымела из-под стола окурки. Она смахнула с потолка паутину и повесила занавеску на окно.

Басов смотрел на ее разутые ноги, такие же маленькие и крепкие, как кисти ее рук. Его истомило ожидание в ветреные ночи у моря. Он сделался робким и смотрел на нее благодарными глазами. Таким же оставался все первые дни их совместной жизни, и Муся была довольна.

– У тебя хороший характер, командир, – говорила она, – мне кажется, что я знаю тебя с детства.