Нагиб Махфуз - Путь

– Если бы! И для тебя это связано с материальными затратами, так что не отрицай собственного благородства.

Керима ему сродни. Тоже долго в грязи валялась. Они с ней издали поняли друг друга. В разгар страсти она сдерживает дыхание, чтобы шепнуть ему: «Когда же исчезнет помеха, которая угрожает нашей любви?» Осознанный страх охватывает его. Это напоминает внезапную пощечину. Закоулки мрака манят пролить чужую кровь. Но Ильхам не видит на его лице ни намека о замышляемом преступлении. Ей и в голову не приходит, что он убьет ради обладания другой женщиной. Что он уже чует запах пролитой крови. Что нет смысла дядюшке Халилю цепляться за жизнь конец его близок. Ты, Ильхам, не спасла меня от пропасти, влюбилась, не разглядев мою подлинную сущность. Я с ума сойду, если буду продолжать лгать тебе. И почему ты отворачиваешься от правды, хотя раньше не боялся драться насмерть, да и сейчас замышляешь убийство? Ну скажи ей: я бедняк, нищий. Рахими – мой отец, а вовсе не брат, и если он не признает меня, я не буду стоить и горсти праха, и все мое прошлое погрязло в разврате и позоре. О! Ты вскрикнешь от ужаса, потухнет блеск в твоих глазах, которые излучают любовь. Вот тогда и покажется лик «праведника» в истинном свете. Ах, если бы мать воспитывала тебя соответствующим образом, был бы ты сейчас обыкновенным и всем довольным сутенером. Но она оберегала тебя от малейших трудностей жизни и тем обрекла на страдания, бросив на произвол судьбы, оставив в наследство лишь несбыточную надежду обрести опору в несуществующем отце.

– А моя мама, которой я о тебе рассказала, считает, что тебе следует подыскать работу в Каире, уговаривала Ильхам.

Мама? Он боится матерей. Например, его мать с одного взгляда видела, кто чего стоит, и даже привлекательная внешность не могла ее обмануть.

– Какая работа?

– Зависит от твоей подготовки, – ответила Ильхам с некоторым колебанием.

Передай ей, что лучше всего у тебя получаются пьянки, драки и любовь.

– У меня опыт только в управлении недвижимостью.

– Извини, пожалуйста, но я не знаю, какое у тебя образование.

Мелькнули в памяти национальные и иностранные школы, через, которые он прошел бегло, как праздный наблюдатель.

– Отец не дал мне возможности получить какую-либо профессию, потому что я ему был нужен, особенно после того, как он заболел.

– Подумай о торговле. У меня есть коллеги с опытом в разных отраслях.

– Хорошо. Я подумаю об этом. Но сначала посоветуюсь с отцом.

Прощаясь с ней, он сказал:

– Как жаль, что здесь нельзя тебя поцеловать.

Разум подсказывает ему оставить Ильхам в покое, но это свыше его сил. Она для него как и отец: сулит надежду, но так же недостижима. Другое дело Керима – она живое продолжение его матери, в ее образе удовольствие сливается с преступлением. Вернусь в Александрию – стану сутенером у твоих противниц бывших. Совершу убийство, заберу добычу – Кериму и ее деньги. Добуду наконец из тьмы Рахими и женюсь на Ильхам. Ах… Зима в Каире суровая, сюрпризов не сулит. Здесь небесная музыка не звучит. До чего же тесно на его улицах, в магазинах. Это рынок, где теснятся людские тела и автомобили. Многие женщины с одного взгляда замечают в тебе то, чего ищут, в то время как ты мечешься в напрасных поисках Рахими. А он, может быть, обыкновенный подлец просто посмеялся над твоей матерью, внушил ей, что он знатная персона. Среди прохожих, среди сотен чередующихся лиц то и дело он выделяет те, что похожи на фотографию отца. Может, отец боится его. Или умер уже. Зимой солнце быстро клонится к закату, и поднимаются волны тьмы. Однажды Сабир спросил Мухаммеда Сави, не знает ли тот какого-нибудь святого человека, который находит пропавших. Тот назвал ему шейха в районе Дарб аль– Ахмар, известного под женским именем Зухра. Когда Сабир разыскал жилище святого, то обнаружил, что оно опечатано. Ему сказали, что полиция арестовала святого по обвинению в шарлатанстве. С каких пор шарлатанство стало достаточным поводом для ареста, подумал он.

Когда он подходил к гостинице, ее вид вызвал в нем ощущение безликости и тюремной тоски. Уселся в салоне, где было оживленно, шумно, дымно от сигарет. Удивительно: темы разговоров здесь почти всегда одинаковы, хотя лица сменяются каждый день.

– Разве это не задворки мира? – волнуется один из постояльцев.

Следует бездумный ответ:

– Хуже некуда!

…Хохот стал громче и пробудил его от дремоты. Кто-то спросил:

– А вы, сударь, за Восток или за Запад?

Он ответил, сожалея, что втянут в этот не интересующий его разговор:

– Ни за то, ни за другое. И раздраженно добавил:

– Я за войну…

В ту ночь Керима не пришла в обычное время. Он ждал ее в темноте, а в голове разыгрывались пьяные фантазии. Томясь бездельем, он представлял себе картины, утоляющие страсть. Прошел целый час после полуночи, а она так и не появилась. Как неприятно пребывать в неведении относительно того, что творится там, наверху. Ведь Керима не пропустила ни одной ночи с того момента, когда впервые постучалась к нему в номер. Прошел еще изматывающий нервы час. Сабир был на грани отчаяния. Он понимал, что дольше ждать ее просто глупо, но продолжал смотреть в сторону двери, напряженно вслушиваясь. Отчаяние еще больше сгущало окружавший мрак. Бодрствовал до тех пор, пока не раздался голос муэдзина, возвестивший конец мучительного ожидания. Проснувшись часов в десять, он сам над собой посмеялся. Что ж, пусть плата будет тяжкой. Спустился в салон, съел легкий завтрак, потом издали наблюдал за дружеской болтовней Халиля с его помощником Сави. Наступит ли день, когда он войдет в этот салон и увидит место Халиля пустующим? Как спросить Кериму, почему она не пришла? Внезапно вспыхнула перебранка между двумя постояльцами. Из-за чего она началась, он не понял, но внимательно следил за их нервозной жестикуляцией, за угрожающими жестами, дальше которых ругавшиеся не пошли. Какая невыносимая скука!

Во время обеда он прочел на лице Ильхам повышенное внимание к своей особе, что заметно усилило в нем искушение переложить на ее плечи часть своего бремени.

– Хочу признаться тебе,– сказал он,– что не вижу иного смысла своей жизни, кроме как во встречах с тобой.

Она пристально посмотрела на него и сказала:

– По правде говоря, я не перестаю думать о нас.

В душе он упрекал ее за то, что медлит, не торопится захватить его всецело, подчинить себе – ведь терпит несправедливое поражение перед неведомой ей деспотической соперницей. Сама будешь виновата в последствиях.

– Я счастлив слышать это. И тоже непрерывно думаю… – Выкладывай, что у тебя. Ответил, в душе кляня себя за вранье:

– Думаю о двух вещах: о работе и о браке.