Алистер Кроули - Сборник рассказов

— Я — Прошлый Наместник [2] Я — Прошлый Наместник… — Прошлый — почетное звание, присваиваемое какой-либо Великой масонской организацией. Многие знаменитые масоны были награждены этим титулом организациями вне юрисдикций, к которым они принадлежали. Великого Оруженосца области, — отвечал Бивен. — Я основал ложу 14,883 «Боэтик» и ложу 17,212 «Коленсо». Также я — Прошлый Главный Аггей в Великом Областном Отделении.

— Так я и знал! — восторженно воскликнул Дюгесклен.

Бивену все меньше нравился разговор. Этому человеку известно слишком много. Знает, что он мировой судья, что его мать жива, а теперь и его масонские титулы. Он все меньше доверял французу. Может быть, вся эта история — лишь предлог, чтобы попросить взаймы? Незнакомец выглядел солидно и у него был билет первого класса. Скорее, похож на шантажиста; возможно, он знает и другие вещи — тот случай в Оксфорде, например, или происшествие на Эджвер-роуд, или историю с Эми Холланд. Бивен решил держаться настороже.

— Вы понимаете, с какой радостью, — продолжал Дюгесклен, не подозревавший о мрачных мыслях, терзавших его компаньона или не обращавший на них внимания, — я принял и откликнулся на это бесспорное предложение дружбы. В тот день другой возможности пообщаться не представилось, но я внимательно следил за ним на следующее утро и заметил, что он странно приволакивает ногу. Ха! — подумал я, — длинный шаг для тире, короткий — для точки. Я с легкостью начал ему подражать, передав букву А азбукой Морзе. Его напряженный ум мгновенно разгадал мой сигнал, он изменил свой код (первоначально иного рода) и ответил буквой B по моей системе. Я ответил — C, он вернул D. С этого момента мы могли разговаривать свободно, словно оказались на террасе "Кафе де ля Пэ" в нашем любимом Париже. Однако разговор при таких обстоятельствах — долгое дело. Пока мы маршировали к месту работы, он смог сказать только: "Скоро побег — Боже помоги". До своего преступления он был атеистом. Я с радостью узнал, что наказание заставило его раскаяться.

Бивен тоже испытал облегчение. Он старательно убеждал себя, что французского масона не существует: и то, что тот покаялся, наполнило его чувством почти личного триумфа. Он почувствовал симпатию к Дюгесклену, поверил ему. Если возмездие за его ужасный проступок было достаточным и даже чрезмерным, так ведь это француз! Так принято у французов! Но, в конце концов, французы тоже люди. Бивен почувствовал прилив благодушия, вспомнив, что он не просто человек, но и христианин. Он обязан утешить незнакомца.

— Ваша история меня очень заинтересовала, — сказал он. — Я глубоко вам симпатизирую в ваших проступках и страданиях. Я искренне рад, что вам удалось сбежать и прошу вас продолжать рассказ о ваших приключениях.

Дюгесклен и не нуждался в поощрении. Его поведение изменилось, от прежней апатичной усталости не осталось и следа, он был оживленным, блестящим, яростным, его увлек страстный восторг воспоминаний.

— На второй день Доду смог объясниться. "Если мы сбежим, то только за счет военной хитрости, — просигналил он. Это было очевидное соображение, но у Доду не было оснований высоко оценивать мой интеллект. — Благодаря военной хитрости", — повторил он с нажимом.

"У меня есть план, — продолжал он, — Нам понадобится двадцать три дня на обсуждение, если нам не помешают, от трех до четырех месяцев на подготовку, два часа восемь минут на осуществление. Теоретически можно бежать по воздуху, по воде и по суше. Но поскольку за нами следят днем и ночью, бессмысленно пытаться вырыть туннель на материк, у нас нет ни аэропланов, ни воздушных шаров, ни возможности их изготовить. Но если нам удастся добраться до воды (что мы можем сделать, отправившись в любую сторону, главное идти прямо), если мы найдем неохраняемую лодку, если нас не заметят, тогда нам придется пересечь море и либо найти место, где нас никто не знает, либо изменить внешность и лодку и вернуться на Дьявольский остров под видом моряков, потерпевших кораблекрушение. Последняя идея выглядит глупо. Вы скажете, что губернатор знает, что Доду не пойдет на такую глупость, но, более того, он знает и то, что Доду не такой дурак, чтобы не попытаться использовать это обстоятельство, и он прав, будь он проклят!

Какая сила чувств нужна, чтобы ругаться азбукой Морзе при помощи одной ноги — ах! так сильно мы ненавидели губернатора.

Доду пояснил, что излагает все эти очевидные соображения по нескольким причинам: 1) испытать мой интеллект, 2) убедиться, что если мы провалим дело, виной тому будет моя тупость, а не то, что он поленился объяснить детали, 3) потому что у него выработалась преподавательская привычка, как у других развивается подагра.

Короче говоря, его план был таков: обмануть охранников, добраться до берега, захватить лодку и выйти в море. Вы понимаете? Вы уловили суть?

Бивен отвечал, что, на его взгляд, это единственно возможный план.

— Такой человек, как Доду, — продолжал Дюгесклен, — ничего не оставляет на произвол судьбы. Он принял все мыслимые предосторожности, а если в его планах и был предусмотрен случай, то значение этого случая вычислялось с точностью до двадцать восьмого знака.

Но он не успел довести все детали своего плана до такого совершенства, ибо нам помешали. На четвертый день нашего общения он просигналил лишь: "Жди. Следи за мной!" и так несколько раз.

Вечером ему удалось встать в самый конец строя узников, и лишь тогда он передал мне ногой: "Здесь есть предатель, шпион. Теперь мне придется найти новый способ передачи плана. Я все обдумал. Я буду передавать своего рода ребус, который даже ты не сможешь понять, пока не соберешь все его части и не получишь ключ. Ты должен в точности запомнить каждое мое слово".

На следующий день: "Помнишь ли ты, как пруссаки захватили старую мельницу в 1870? Сложность в том, что я должен передать тебе эскиз головоломки, и это невозможно сделать словами. Но смотри на след моей лопаты и каблуков и скопируй рисунок".

Я сделал это с максимальной тщательностью и получил вот такую фигуру. Когда меня будут вскрывать после смерти, — заметил Дюгесклен драматично, — обнаружат, что она вырезана у меня на сердце.

Он извлек из кармана блокнот и быстро набросал фигуру для заинтересованного Бивена:

Обратите внимание: у нее восемь сторон, а двадцать семь крестов расположены в группы по три, в то время как в одном углу находятся крест больше и жирнее и два маленьких, не столь симметричных креста. Эта группа изображает элемент случая, и вы двинетесь в верном направлении, если заметите, что восемь — это два в кубе, а двадцать семь — три в кубе.