Шарлотта Бронте - Эмма

— Не знаю, можно ли назвать это удачей, — последовал мрачный ответ Лоуренса. — На мой взгляд, Эмма выглядит подозрительно, словно что-то задумала. Она, по меньшей мере, три раза ездила верхом в Шардли, причем всегда без спутников. Как вам кажется, может ли быть, чтобы она там встречалась с кем-то, кто знает о том, что вы предпринимаете?

Мистер Эллин объявил, что это в высшей степени невероятно. Он никого не знает в Шардли.

— Как бы то ни было, — сказал Лоуренс, она что-то затевает, не одно, так другое — уж мне-то знаком этот ее вид.

Мистер Эллин, имевший некоторое представление о характере Эммы, подумал, что такое предположение весьма похоже на правду. Он спросил, посвятил ли мистер Августин Чалфонт свою жену в то, что должно произойти этой ночью.

— Надеюсь, что нет, если он не хочет, чтобы вся затея сорвалась — тысячу раз нет! Иначе она непременно хлопнется в обморок в самый неподходящий момент. Ей можно рассказать обо всем после, но заранее — ни за что! Неизвестно, к чему это приведет. С женщинами всегда сложности.

В следующие несколько секунд мистер Эллин представлял себе в красках сцены, которые могут разыграться в Груби-Тауэрс, узнай миссис Августин о том, что должно произойти под покровом тьмы. Лоуренс прервал эти кошмарные видения.

— Августин сказал Софии, что наша мачеха поручила своему другу обсудить с нами неотложные дела. Он просил жену распорядиться, чтобы гостевая комната была приготовлена для этого друга, который должен появиться так поздно, что слуг можно отпустить спать. Все было сказано между прочим, чтобы про визит случайно не упомянули при Эмме, которая вряд ли обрадуется, услышав о том, что ее мачеха общается с владельцами Груби-Тауэрс. Не хочу и думать, что она устроит, когда узнает — а она непременно узнает — про наше примирение с миссис Чалфонт. Однако будь что будет: надо думать о том, что нам предстоит сделать сейчас. Как я уже сказал, вид у Эммы подозрительный. Ее вряд ли удивит, что после двух лет за границей мы неожиданно заехали в свой прежний дом, но, услышав о вашем присутствии, она непременно доставит нам какую-нибудь неприятность.

— Каким образом?

— Откуда мне знать?

— Это невозможно.

— Возможно, иначе Эмма не была бы Эммой. Давайте оставим это, лучше я расскажу вам, что решил сделать Августин. Мы не можем совершить задуманное, пока дамы не отойдут ко сну. В это время вам будет поздно покидать «Герб Груби» — там рано ложатся и рано встают. Августин предлагает, чтобы вы поужинали в гостинице и явились в Тауэре часов в девять. Один из нас зайдет за вами и проводит вас в библиотеку, где можно будет подождать, пока Августин не сочтет, что идти на церковный двор вполне безопасно. Он предупредил жену, что наши дела могут затянуться допоздна.

После ухода Лоуренса мистер Эллин был предоставлен самому себе. Он поужинал, попробовал занять себя старой газетой, затем принялся ждать со всем терпением, на которое был способен. Ожидание не было приятным. Мистер Эллин чувствовал, что и его в какой-то мере захватил всеобщий ужас перед Эммой. Он был почти готов к тому, что вдруг может очутиться лицом к лицу с ней самой, преисполненной ярости из-за того, что нашелся человек, осмелившийся противостоять ее воле. Пока внизу слышался веселый смех и гомон, мистер Эллин не ощущал одиночества, но мало-помалу все стихло, дом погрузился в молчание, нарушаемое лишь тиканьем больших стоячих часов в гостиной и криками совы в гостиничном дворе. Мистер Эллин в десятый раз взглянул на часы, но на этом его испытания закончились — появился средний из братьев Чалфонт.

Одно бдение сменилось другим. Они вошли в Груби-Тауэрс через боковую дверь, затем мистер Эллин был препровожден в библиотеку. Там он продолжил ожидание в обществе фамильных портретов — не тех, что висели в галерее, а тех, что располагались в пространстве между солидными дубовыми книжными шкафами, выстроившимися вдоль стен. В ту ночь с мистером Эллином произошло то же, что бывало прежде и со мной: один портрет привлек его особое внимание. Но на этот раз то был не портрет девочки, а портрет молодой, удивительно красивой женщины, неприязненный взгляд которой был устремлен прямо на него. Напрасно он пытался перевести взгляд на другие портреты: вновь и вновь на него смотрели злые глаза. «Я одолею тебя! — говорил этот взгляд. — Я тебя одолею!»

Библиотека — мистеру Эллину это не было известно — находилась в дальнем крыле дома, чтобы ничто не могло помешать чтению. Теперь он был бы рад услышать и тиканье старых часов, и крик совы, но тишина стояла полная, а глаза на портрете продолжали с угрозой глядеть на него. Мистер Эллин вздрогнул, когда открылась дверь, но вошла не Эмма, а три закутанные в плащи мужские фигуры, самый высокий из вошедших нес в руке потайной фонарь.

Мистер Эллин встал и последовал за ними. Выйдя из дома через тот же боковой вход, они оказались в густой аллее. Аллея привела их к воротам парка, через который они прошли насквозь. От выхода серой лентой тянулась дорога. За нею мистер Эллин различил покойницкую и невдалеке за нею смутные очертания церкви. На церковном дворе высилось строение, какого мистеру Эллину никогда не доводилось видеть — и, как он надеялся, больше не доведется. При свете фонаря он разглядел сооружение, всегда внушавшее мне ужас, — фамильную усыпальницу в ложно-классическом стиле с колоннами по обеим сторонам от входа. Рядом росли огромные тисовые деревья, покрытые густой темной листвой.

Августин вставил в замок огромный ключ. Ключ со скрипом повернулся, дверь открылась. Внутри было еще темнее. Они вошли, сразу ощутив запах разложения и смерти. Августин поднял фонарь повыше и осмотрелся.

— Вот он, насколько я помню, рядом с гробом отца. — сказал он. — Подержите кто-нибудь фонарь.

Августин порылся в карманах, ища отвертку, вытащил ее — и остановился.

— Не могу. — сказал он. — Может быть, ты, Лоуренс? Но Лоуренс, этот отважный путешественник, только вздрогнул и отрицательно покачал головой. Взглянув на бледные лица братьев, мистер Эллин подумал, что, пожалуй, ему придется взять на себя то, что должны бы сделать сами Чалфонты. Но тут Гай шагнул вперед, вставил отвертку в щель и поднял крышку. Все, кроме Августина, заставили себя заглянуть внутрь. Их взорам предстала лишь истлевшая детская одежда, которую Гай, мертвенно-бледный, но настроенный решительно, медленно развернул. Из остатков детской рубашечки и фланелевой пеленки выпала книга. Лоуренс издал резкий звук — не то свистнул, не то вздохнул. Остальные молчали. Гай осмотрел остатки одежды. Младенца здесь явно никогда не было.

Лоуренс заговорил первым, хотя это вряд ли можно было назвать речью — слова перемежались взрывами дикого хохота.