Льюис Синклер - Элмер Гентри

Еще два налета - и полицейский фургон доставил лейтенанта Гентри домой, и герой поднялся на свое крыльцо, сопровождаемый единодушным и даже не слишком сардоническим "ура" своих подчиненных.

Клео кинулась ему навстречу.

- Ты жив, какое счастье! Ах, что это, дорогой? Ты ранен?

На его щеке выступили капельки крови.

В порыве восхищения самим собой, такого огромного, что оно распространилось даже на его жену, он схватил ее в объятия, смачно поцеловал и загремел:

- А, пустяки! Все сошло грандиозно! Пять налетов, двадцать семь преступников арестовано - застали на месте, занимались таким изощренным распутством!… Я даже и не знал, что такое бывает!

- Ах, бедненький ты мой!

Все бы хорошо, только аудитория была маловата: лишь Клео да еще горничная высунулась в переднюю.

- Пойдем расскажем детям! Пусть гордятся своим папочкой! - прервал он ее.

- Милый, так ведь они спят…

- Вот как! Ну, конечно. Значит, спать важнее. Важнее, чем узнать, что их отец - это человек, который не боится отстаивать евангелие даже ценою собственной жизни!

- Нет, я не это хотела сказать… я думала… Да, ты безусловно прав! Это для них чудесный пример - и такой назидательный. Только дай я тебе сперва наклею на щеку кусочек пластыря.

К тому времени, как она промыла ему царапину, и перевязала ее, и поахала над нею, он, как и рассчитывала Клео, успел забыть и о детях и о том, как им необходимо учиться на геройском примере отца, и, усевшись на край ванны, стал рассказывать жене о своих подвигах, достойных целого троянского войска. Клео слушала с таким благоговением, что он совсем было настроился на амурный лад, но тут она так тревожно и заботливо погладила его по руке, что он решил, будто она нарочно старается вызвать в нем нежные чувства, и разозлился. Что за эгоизм! В самой нет ни капли привлекательности, а тоже, туда же - пытается завлечь такого мужчину, как он! Он удалился к себе в комнату, от души жалея, что рядом нет Лулу. Вот кто порадовался бы такому славному, такому блистательному началу карьеры Джона Везли последнего образца!

На судебном процессе Элмер добился осуждения шестнадцати из двадцати семи арестованных им злодеев, а Оскару Гохлауфу еще дали лишних шесть месяцев за сопротивление, оказанное властям при аресте, а также употребление бранных и оскорбительных выражений. Судья похвалил Элмера; мэр простил его; начальник полиции пожал ему руку и обещал предоставить ему наряд полиции в любое время и по первому требованию, а несколько репортеров - из тех, что помоложе, - даже и не почувствовали необходимости прикрыть рот ладонью, пряча усмешку.

С пороком в Зените было покончено. Прошел целый месяц, прежде чем хоть одна из веселых девиц смогла опять по-настоящему развернуть работу, впрочем, галантные тюремщики исправительного дома нередко позволяли то одной, то другой отлучиться на вечерок.

Каждый воскресный вечер толпы людей пытались проникнуть в переполненную церковь Элмера. Здесь всегда было что-нибудь интересное: если не проповедь о пороке, так по крайней мере сольное выступление саксофониста или хоровое исполнение "А у нас в Старом городе будет жаркое дело".

А однажды прихожан развлекал профессионал-фокусник, на груди у которого висела табличка "Я за Слово Божье" (идея принадлежала самому Элмеру); фокусник показывал, как легко можно поднять тяжелые гири с символическими надписями: "Грех", "Горе", "Невежество", "Папизм".

Совет попечителей обсуждал проект постройки новой и гораздо более просторной церкви. Элмер вот уж год, как готовил для этого почву, постоянно обращая внимание попечителей на размах строительства новых жилых домов на месте прежних обветшалых строений Старого города.

Совет повысил ему жалованье до пяти тысяч в год и выделил дополнительные средства на организационную работу. Элмер, правда, не заводил такого количества клубов для изучающих хиропрактику или искусство кинематографа, как доктор Отто Хикенлупер из Центральной методистской церкви, но зато с девяти утра до десяти вечера не было такой минуты, чтобы в его церкви не заседал какой-нибудь кружок, стараясь творить для кого-нибудь какое-нибудь добро… и даже после десяти вечера в церкви часто можно было застать самого Элмера, совещающегося с Лулу Бейнс-Нейлор по вопросам, связанным с курсами кулинарного искусства.

Элмер сообразил, что его нашумевший крестовый поход и его "Веселые Воскресные Вечера" таят в себе опасность: вместо великого вождя нравственности в нем начнут видеть просто шута.

"Надо что-нибудь придумать - и достоинство соблюсти и публику завлечь, - размышлял он. - Пусть кривляются за меня другие, а мое дело - стоять на пьедестале. И что-то я уж слишком часто улыбаюсь, это не годится. Видимо, все несчастные болваны решили, что мои воскресные вечера - просто-напросто веселое эстрадное представление. Ну ладно же! Угостим их старой доброй громовой проповедью о геенне огненной, вечных муках. Или ввернем что-нибудь поэтическое - в самый разгар веселья".

Получилось, и очень недурно! Правда, многие из священников-конкурентов продолжали называть его шутом, шарлатаном и любителем дешевых сенсаций, но никто не мог отрицать, что Элмер Гентри обладает возвышенной душою и солидным научным багажом - особенно после того, как хотя бы раз воочию видел его застывшим в молчаливой и скорбной молитве и слышал, как, подняв свой длинный перст, он выговаривал нараспев:

- Вы смеялись сейчас. Вы пели. Вы веселились. Но что хотели вы найти в пустыне сей? Только ли смех? Мне хотелось бы, чтобы вы сейчас задумались на минуту и просто вспомнили, давно ли вам по-настоящему стало ясно, что в любую ночь за вашей душою может явиться смерть и что тогда - как вы ни смейтесь, как ни плачьте - все равно: если вы не обрели мир во Христе, если не признали Иисуса спасителем своим, то не надейтесь, что в последнюю минуту вам удастся покаяться. Нет, вы будете ввергнуты в геенну огненную, обречены на страшные, неслыханные и нестерпимые вечные муки!

Элмер стал такой выдающейся личностью, что был с воодушевлением принят в члены Ротари-клуба.

В Ротари-клуб входили бухгалтеры, портные, остеопаты, ректоры университетов, владельцы фабрик ковровых изделий, владельцы рекламных бюро, магазинов дамских шляп и музыкальных инструментов, фабрик искусственного льда, фабрик-прачечных и тому подобные лидеры общественной мысли. Раз в неделю они собирались, чтобы позавтракать вместе, послушать обращение заезжего актера или речь политикана, направленную против дипломатических отношений с Россией, полюбоваться эксцентрическими танцами эстрадного ансамбля и потешить себя пламенными словопрениями об этике Бизнеса и Служения Народу. Они утверждали, что их единственное желание при всем различии их призваний - вовсе не делать деньги, но лишь служить на благо того, что именуется обществом! Они говорили об этом служении так же искренне и серьезно, как преподобный Элмер Гентри говорил о пороке…