Ханс Фаллада - Волк среди волков

Пусть старый барин смеется над ним. Как ни хитер его господин, а в этих тайнах он ничего не смыслит! Он верит всему, что ему наплетут чиновники в банке, всему, что напечатано в газете. Старик Элиас не так доверчив — зато он уже сейчас богаче своего хозяина, у него больше ста тысяч марок. Золотом! Деньгами, которые все равно что золото.

Сегодня ему очень повезло. Среди его приобретений — три совсем новеньких банкнота. Один из них — 1876 года. Старик и не подозревал, что существуют такие старые кредитные билеты в тысячу марок, самая старая у него 1884 года. О, надо будет еще очень и очень подумать, стоит ли менять и этот — в тот день, когда Элиас будет менять бумажки на золото! Они так красивы, эти банкноты с величественными фигурами, изображающими, как говорят, Промышленность, Торговлю и Транспорт.

— Промышленность, Торговля и Транспорт, — шепчет он, взволнованно разглядывая банкноты.

"Тут все, над чем трудится народ, — соображает он, — только сельского хозяйства нет, это очень жалко!"

На что ему золото? Ведь сто тысяч золотом нельзя же таскать на себе. Только страху за него натерпишься, а эта бумага так красива!

И он счастлив, старый лакей! Осторожно складывает он банкнот за банкнотом, прежде чем спрятать их обратно в бумажник. Берлин и его банкнотные станки вгоняют людей в горячку, которая становится все более мучительной, — а ему эти станки дали счастье, большое счастье! Прекрасные банкноты!

Глинтвейн оказал свое действие. Фрау фон Тешов ожила; она сидела, обложенная подушками.

— А не почитаешь ли ты мне, Ютта? — сказала она своей подруге.

— Из Библии? — с готовностью спросила фройляйн фон Кукгоф.

Однако сегодня вечером предложение это оказалось неуместным. Вечерняя молитва с обращением грешницы не удалась. Поэтому и Библия и ее бог попали в некоторую немилость.

— Нет, нет, Ютта, — нужно же нам когда-нибудь сдвинуть с мертвой точки нашу работу над Гете!

— С удовольствием, Белинда, дай, пожалуйста, ключи.

Фройляйн фон Кукгоф были выданы ключи. На верхней полке гардероба, среди шляп, лежал тщательно запрятанный прекрасный тридцатитомный Гете, переплетенный в полукожу, — подарок фрау фон Тешов ее внучке Виолете фон Праквиц ко дню конфирмации. Конфирмация Виолеты уже давно состоялась, но работы уйма, трудно даже предугадать, когда ей можно будет, наконец, вручить этот подарок.

Фройляйн фон Кукгоф извлекла из шкафа седьмой том: "Лирика I".

Он как-то странно распух. Рядом с книгой фройляйн фон Кукгоф положила на стол ножницы и бумагу.

— Клей, Ютта, — напомнила фрау фон Тешов.

Подруга поставила на стол и баночку с клеем, открыла книгу и начала читать в указанном месте стихи о "Золотых дел подмастерье".

После первой же строфы фрау фон Тешов одобрительно закивала головой.

— На этот раз нам повезло, Ютта!

— Подожди радоваться, Белинда, — возразила фройляйн фон Кукгоф. Цыплят по осени считают.

И она прочла вторую строфу.

— Прекрасно, прекрасно, — снова кивнула фрау фон Тешов; последующие строфы она также нашла достойными похвалы.

Пока они не дошли до строк:

Малютка-ножка стук да стук.

Как мил на ней чулочек!

Подвязка — из моих же рук

Подарок, мой дружочек.

— Постой, Ютта! — воскликнула фрау фон Тешов. — Опять, — жалобно продолжала она. — Как тебе кажется, Ютта?

— Я же тебе сразу сказала, — заявила фройляйн фон Кукгоф. — Не перестанет кот мышей ловить.

— И это называется министр! — возмутилась фрау фон Тешов. — Ничем не лучше теперешних! Как ты находишь, Ютта? — Однако она не стала ждать ответа. Приговор был произнесен. — Заклей его, Ютта! Заклей хорошенько вдруг девочка прочтет!

Фройляйн фон Кукгоф уже начала с помощью бумаги и клея налеплять пластырь на непристойное стихотворение.

— Немного же от него осталось, Белинда, — сказала она и взвесила том в руке.

— Какой позор! — возмутилась фрау фон Тешов. — А еще классик! Ах, Ютта, лучше бы я купила девочке Шиллера! Шиллер гораздо возвышеннее, он не такой плотский.

— Вспомни старинную поговорку, Белинда: нет быка без рогов. И Шиллер не для молодежи. Вспомни-ка "Коварство и любовь", Белинда. И потом эта ужасная женщина, эта Эболи…

— Верно, Ютта. Мужчины все такие. Ты не представляешь, как я намучилась с Хорст-Гейнцем.

— Да, да, — сказала Кукгоф. — Свинья любит свою лужу. Ну, читаю дальше.

Слава богу, следующим шло стихотворение о спасительнице Иоганне Зебус. Все это, конечно, было очень возвышенно. Но совершенно непонятно, почему поэт все время называет Иоганну «прелесть».

— Не хватало, чтобы он еще написал "красотка Ганхен", не правда ли, Хорст-Гейнц?

Тайный советник только что вошел. Весело ухмыляясь, смотрел он на работу этих двух сухоньких старушек.

— "Ганна" — вероятно, показалось ему слишком банальным, — заметил, подумав, тайный советник. Он ходил по комнате в носках и в жилете, держа в руках книгу.

— Но отчего же «прелесть»?

— Я думаю, Белинда, это вроде уменьшительного — вам не кажется, Ютта? Лицо тайного советника было совершенно серьезно, и только морщинки в уголках глаз вздрагивали. — Перси-Персик-Прелесть — тоже не совсем пристойно, а?

— Заклеивай, Ютта, заклеивай! Что, если у девочки появятся такие мысли! — взволнованно воскликнула фрау фон Тешов. — Ах, от стихов совсем ничего не остается! Ноги этой Бакс не должно быть в моем доме, Хорст-Гейнц. Выгони ее немедленно!

— Единственно, что я сделаю, так это немедленно лягу в постель. И кроме того…

— Я ухожу, — пробурчала Кукгоф. — Дайте мне только запереть Гете.

— Кроме того, ноги Бакс уже нет в доме. Я видел эту девицу недавно в парке.

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду, Хорст-Гейнц.

— А если я знаю, что ты имеешь в виду, так тебе незачем мне это повторять, Белинда. — И продолжал с угрожающим покашливанием: — Фройляйн фон Кукгоф, обращаю ваше внимание на то, что я сейчас снимаю брюки.

— Не торопи ее, Хорст-Гейнц, должна же она мне пожелать спокойной ночи!

— Я уже иду. Спокойной ночи, Белинда, и не думай больше о сегодняшней молитве! Спи спокойно. Подушки удобно лежат? Грелки?..

— Фройляйн фон Кукгоф! Очередь за кальсонами, а затем я предстану перед вами в одной рубашке! Вы же не захотите, чтобы прусский тайный советник в одной рубашке…

— Хорст-Гейнц!

— Сейчас ухожу! Спи крепко, Белинда, спокойной ночи, а порошки…

— Перси-Персик-Прелесть! — завопил тайный советник. Он был уже в рубашке, но не решался сбросить этот последний покров… — Каждый вечер та же комедия с этими старыми наседками! О женщины! — воскликнул он.

— Желаю вам спокойной ночи, — с достоинством процедила фройляйн фон Кукгоф. — И подумать только, что господь бог создал людей по образу своему и подобию… давно это было!