Ханс Фаллада - Волк среди волков

Несмотря на то что Пагель исполнен добродушия, у нее внезапно вырывается крик ужаса. Она поворачивается, бежит вниз по кухонной лестнице, хлоп! Дверь стукнула, только Зофи и видели.

Пагель возвращается к фрау фон Праквиц. Теперь в нем уже нет ни следа хвастливой беспечности, он говорит, почти извиняясь:

— Дело в том, что я приказал ей завтра же утром приступить к сбору картофеля. Ее лень — плохой пример для деревни.

Фрау фон Праквиц смотрит на него. Краска досады и стыда не совсем сбежала с ее лица. Что-то осталось — намек на здоровый румянец. Нет, жизнь не так уж уродлива, стара, гнила, она может еще быть молодой, свежей, чистой.

Фрау Эва говорит чуть ли не оправдываясь:

— Я взяла Зофи в горничные. Она предложила мне, а я была в таком затруднительном положении. Но прошу вас, войдите же, господин Пагель.

Она идет впереди, она смущена — разве не стыдно? Ее неверие, ее сомнение, ее упреки так отвратительны по сравнению с его верой, его порядочностью.

— Ведь я всего этого не знала, — говорит она еще раз в пояснение.

— Конечно, Зофи больше подойдет для домашней работы, — замечает Пагель. — Главное, чтобы она не болталась без дела.

— Но я уволила Минну-монашку, — сообщает фрау Эва виновато. — Эта женщина мне так неприятна…

Пагель крепко сжал губы; он думает, что лентяйка получает хорошее место, а трудолюбивая, та, которая работает не покладая рук, снова будет копать ледяной картофель. Но не имеет смысла спорить об этом с фрау фон Праквиц. Она судит не по работе, этого она не понимает. Ей важна внешность. Хорошенькая Зофи ее больше устраивает, чем истощенная Минна.

— Я, с вашего разрешения, дам Минне работу в замке, — наконец предлагает он. — Там еще дикий беспорядок, а ведь когда-нибудь старики вернутся.

— Да, так и сделайте, господин Пагель, — с готовностью соглашается фрау Эва. — Я так вам благодарна, это, конечно, наилучшее решение. — Она виновато смотрит на него. — Вы на меня не сердитесь?

— Нет, нет. Но, может быть, вы рассердитесь, если я вам скажу…

Свет в ее глазах гаснет.

— Значит, Зофи все же была права? — глухо спрашивает она.

— …если я вам скажу, что несколько часов назад я был в вашей комнате. Я перебрал, — говорит он смущенно, — ваши письма, я искал определенное письмо…

Она смотрит на него нерешительно. Ждет.

— Я не нашел письма. Я, конечно, не хотел его прочесть, а только посмотреть, есть ли оно. И тогда я случайно прочел на вашем блокноте заметку "Написать отцу". Я сам себе кажусь настоящим мерзким шпионом. Только я шпионил не для себя.

— Но зачем же? — спрашивает она растерянно. — Надо было только спросить меня.

— Это, видите ли, — говорит он досадливо, потирая нос, — неприятный случай. Я было решил сказать вам, что лесничий заболел и поэтому необходимо написать тайному советнику, спросить распоряжений. Но это была бы ложь. Лесничий и в самом деле болен, но о лесе нам беспокоиться нечего.

— Как же? — спрашивает она.

— Да в том-то и дело, я дал честное слово, что ничего вам не скажу. Я был вынужден это сделать, — сказал он горячо, — иначе я вовсе ничего не узнал бы.

— Но что же это? — спросила она тревожно. — Неужели на меня будут сваливаться все новые заботы? — Она встала, забегала по комнате. — Вы ничего не можете сказать мне, господин Пагель?

— Разрешите задать вам вопрос. Отец после отъезда писал вам?

— Да, — произносит она. "Значит, что-то случилось с отцом", соображает фрау Эва. Но в ее тоне чувствуется облегчение. Этого она не принимает так близко к сердцу.

— А вы ответили?

— Нет, не ответила, — говорит она коротко. Он замечает, что уже одно напоминание о письме рассердило ее.

Фрау Эва внимательно смотрит на Пагеля, но тот ничего не спрашивает. По-видимому, он сказал все, что хотел. Наконец она решается:

— Господин Пагель, я расскажу вам. Папа требует, чтобы я развелась с мужем. Он всегда хотел этого, он не любит своего зятя…

Пагель медленно кивает…

— Но разве это возможно? — спрашивает она. — Не могу же я вот так бросить его? Мне незачем распространяться, — добавляет она торопливо, — вы его знаете. Но разве друзей в беде покидают? Если б он еще был здоров, если б я видела, что он как-нибудь проживет без меня. Но так — нет, нет! Именно теперь-то и нет! На счастье и на горе — for better and worse — как говорят в Англии при венчании. И я тоже такова! Именно на горе, особенно на горе! — Она пристально смотрит на Пагеля, ее лицо нервно подергивается.

— Ах, господин Пагель, — говорит она жалобно. — Я знаю, вы сегодня пытались вернуть его к жизни. Конечно, это были вы. Санитар никогда бы до этого не додумался! Сначала я была очень зла на вас, ведь вы должны понимать, что это просто бедный, больной человек. Но затем я подумала: ведь вы желали ему добра. Еще и о нем вы заботитесь. А мой отец, он хочет одного — чтобы я его бросила, сунула в какой-нибудь сумасшедший дом, отдала под опеку. Готово, с рук долой! Но мы прожили вместе почти двадцать лет, господин Пагель!

— Один раз он сказал: "О боже!"

— Да, я слышала. Это ничего не значит, он уже не знает что говорит. Но вы-то молоды, вы еще надеетесь. Ах, господин Пагель, когда я разъезжаю по округе и вижу, как люди бредут по дорогам… Теперь-то, в это ненастье! Столько бездомных скитается по свету — и не только бродяги. Это ужасное время отняло покой у всех. Сегодня утром — лил ледяной дождь — я видела молодую пару. Он вез детскую колясочку, такую старенькую, камышовую, на высоких колесах, а она шла рядом и разговаривала с ребенком. Нет, я ничего не дала ей, — крикнула она почти страстно, — я подумала, что, может быть, и Виоле та моя вот так скитается, и нет у нее ребенка, с которым она могла бы говорить, никого у нее нет, с кем она могла бы слово сказать! Ах, господин Пагель, что же мне делать?

— Надеяться, — говорит он.

— Смею ли я? Могу ли я? И желать ли мне, чтобы она была жива? Может быть, эгоистично с моей стороны надеяться на это? Остался ли еще хоть кусочек от моей Виолеты? И все же я жажду ее встретить и дрожу от страха при одной мысли об этом. Господин Пагель, ведь уже больше месяца, как она исчезла!

— Ее воля подавлена, — говорит Пагель тихо. — Дайте срок, она освободится — и придет.

— Не правда ли? Вы тоже так думаете? — почти радостно восклицает фрау Праквиц. — Она спит, она все еще спит! Когда спишь, крепко спишь, ничего не чувствуешь, она вернется такой же, как была. Она проснется наверху, в своей комнате, и подумает, что ничего не случилось, что она вчера легла спать.

С удивлением смотрит Пагель на эту женщину. Она расцвела. Надежда, непобедимая воля к жизни точно сбрызнули ее живой водой. Она опять молода — у нее еще много светлого впереди.

Пагель встает.

— Пусть вас не тревожит мысль о тайном советнике. Пока что ничего плохого не будет. Случилось нечто им не предвиденное… Хотя планы у него…