Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие

Перевод с английского Е. Доброхотовой-Майковой

Посвящается отцу и матери

С громким сопением, бессильным выразить всю меру его праведного гнева, сэр Джордж Пайк отложил последний номер «Светских сплетен» и снял телефонную трубку.

— Редакцию «Сплетен», — бросил он.

В трубке наступило короткое молчание.

— Родерик?

— Он еще не вернулся с перерыва, сэр Джордж, — подобострастно сообщила трубка.

— А, это вы. Пилбем? — Лицо сэра Джорджа смягчилось; Пилбем — достойный юноша, будущая надежда фирмы. — Когда Родерик вернется, передайте, пожалуйста, что я хотел его видеть.

— Непременно, сэр Джордж.

Основатель и владелец издательской корпорации «Мамонт», крупнейшего концерна, снабжающего чтивом наиболее тупую половину Англии, повесил трубку. Какое-то время он хмурился, потом схватил карандаш и примялся писать. Весь облик его преобразился, словно по волшебству. Чело разгладилось, исчез яростный блеск в глазах, что-то отдаленно напоминающее улыбку тронуло сурово сдвинутые губы. Сэр Джордж склонился над блокнотом, ничего не видя и не слыша.

Особая прелесть такого рода книг, помимо легкости, увлекательности и познавательности, — в их способности наделять читателя свойствами бесплотного духа. Он проникает повсюду, видит все. Например, кому другому, пожелай он лицезреть сэра Джорджа Пайка, пришлось бы идти по Флит-стрит, сворачивать вправо на Тилбери-стрит и тащиться до Тилбери-хауза, общаться с мрачным служителем, вручать заполненный бланк с указанием имени и надобности мальчику в блестящих пуговицах; а в итоге, прождав от десяти до сорока минут, он скорее всего удостоится лишь краткой аудиенции у одного из секретарей сэра Джорджа, ибо основатель «Мамонта» кого попало не принимает. Его время бесценно, его самомнение безгранично, его особу оберегают толпы ретивых помощников, чья главная обязанность — внушать случайному посетителю уважение к девизу великого человека: «Пшел прочь! Тебе, ТЕБЕ говорят!» Войско со знаменами не одолеет запретной черты, и даже кабинету министров не сокрушить этих врат.

Читатель же, незримый и неслышимый, может без стука войти в кабинет на четвертом этаже. Он все еще застанет сэра Джорджа за блокнотом.

Зрелище это, безусловно, повергнет в трепет даже самый пресыщенный ум. Ибо кто скажет, что пишет сейчас властитель душ? Остроумное рассуждение для «Панковского еженедельника» — «Целоваться ли жениху и невесте?», или передовую для «Ежедневного отчета», или даже сказочку для «Милых крошек»? Однако высказавший эти догадки попадет пальцем в небо. На самом деле сэр Джордж заносит в большой блокнот список имен.

Он уже написал:

Илфракомб

Форшор

Вейнскот

Барраклу

Венслмдейл

Криби

Вудшотт

Марлингью

и теперь, на наших глазах, добавляет: Майклхевер

Эта последняя фамилия особенно ему нравится, потому что он ставит рядом два крестика. Тут вдохновение покидает сэра Джорджа, он отодвигает стул, встает и начинает ходить по комнате.

Сейчас про всякого, кто добился успеха, коренаст и страдает избытком веса, принято говорить, что у него внешность Наполеона. Однако, хоть сравнение и намозолило всем глаза, нельзя не признать, что в облике сэра Джорджа, когда тот мерил шагами свой кабинет, и впрямь было что-то наполеоновское. Обтягивающий солидные телеса жилет и привычка в минуту задумчивости запускать пальцы правой руки между первой и второй пуговицами намекали хотя бы на внешнее сходство с великим корсиканцем, которое еще усиливалось мрачным выражением пухлого, решительного лица. Всякий сказал бы: вот человек, который любит настоять на своем, и в последние двадцать лет жизни ему это, как правило, удается.

Телефонный аппарат на столе негромко пискнул, словно страшась повышать голос в присутствии великого человека.

— Сэр Джордж, к вам миссис Хэммонд.

— Просите ее сюда, просите сюда. Господи, Фрэнси! — воскликнул владелец издательской компании «Мамонт», когда дверь открылась. — С утра тебе звоню, никак не могу застать.

— Как хорошо, что я решила заглянуть, — сказала миссис Хэммонд, усаживаясь. — Что случилось?

Фрэнсис Хэммонд, урожденная Пайк. выглядела женской копией своего преуспевающего брата. У нее не было второго подбородка, но яркие глаза так же властно смотрели из-под нависших бровей, а широкий лоб отливал таким же румянцем. Глядя на нее, сэр Джордж вновь ощутил тот трепет восхищения, который всегда охватывал его при виде сестры.

— Зачем ты хотел меня видеть? — спросила миссис Хэммонд.

Сэр Джордж набрал в грудь воздуха.

Он приготовил грандиозную новость, и драматическое чутье подсказывало: выпалив ее просто так, загубишь весь эффект. Однако ликование взяло верх над чувством драматического.

— Фрэнси, сестренка! — вскричат он. — Вообрази! Меня делают пэром!

Фрэнсис Хэммонд не так легко изумить, но эти слова совершили чудо. Целых десять секунд она сидела, разинув рот и вытаращив глаза, а сэр Джордж, краснея и только что не хихикая, смущенно одергивал алый вязаный жилет — знаменитый пайковский жилет, одну из достопримечательностей Лондона.

— Пэром!

— Письмо на столе. Пришло сегодня утром.

— Джорджи!

Миссис Хэммонд вскочила и с чувством расцеловала брата. В ее начальственных глазах блестели слезы.

— Я знал, ты обрадуешься.

— Я горжусь тобой, Джордж, дорогой! Достойный венец твоей блистательной карьеры!

— А кто помог мне сделать карьеру? А?

— Я старалась по мере сил, — скромно отвечала миссис Хэммонд, — но, конечно, только ты сам…

Сэр Джордж хлопнул кулаком по столу, угодил ребром ладони в край железной мусорной корзинки и тут же раскаялся в своей горячности. Прежде чем снова заговорить, он пососал руку.

— Ты стояла у истоков дела, — произнес он с жаром, когда боль немного унялась. — Без тебя я бы ничего не добился. Кто предложил конкурс «Угадай, сколько булавок в шляпе у премьер-министра?», когда «Еженедельник Пайка» дышал на ладан? С того дня «Еженедельник» неуклонно шел в гору. А ведь на нем я и сделал свое состояние. По сути дела, мы с самого начала работали в паре. Я был двигателем, ты — мозгом. Не знаю, чье суждение я поставил бы выше твоего. Фрэнси.

Миссис Хэммонд расцвела.

— Ах, Джорджи, я только рада, что мне удалось стать твоей Эгерией.

— Кем-кем? — опешил сэр Джордж.

— Эгерией звали нимфу, которая вдохновляла римского царя Нуму Помпилия. Во всяком случае, так говорит Синклер.

Она имела в виду мистера Синклера Хэммонда, видного археолога и своего мужа в придачу.