Эжен Сю - Парижские тайны. Том I

— Десяти франков…

— Вместе с процентами выходило ровно двадцать франков плюс расходы на кормежку, — «я дам Жако несколько листиков петрушки, приправленных мышьяком». Можете не сомневаться, она прекрасно знает своих клиентов. Ровно через неделю напуганная госпожа Эрбело принесла требуемые двадцать франков и получила обратно свою противную птицу, которая с утра до ночи выкрикивала ругательства. Да такие, что они заставляют краснеть Альфреда, человека донельзя стыдливого. Оно и понятно: его отец был священником… а в революцию, знаете… иные священники женились на монахинях.

— Полагаю, у мамаши Бюрет нет другого ремесла?

— Другого нет, если хотите. Не знаю только, чем они иной раз занимаются с одноглазой по прозвищу Сычиха, запершись в комнатушке, куда никто не входит, за исключением Краснорукого.

Родольф в изумлении взглянул на привратницу.

Последняя по-своему объяснила удивление своего будущего жильца.

— Странное прозвище, правда?

— Да… И эта женщина часто сюда приходит?

— Она не появлялась полтора месяца; но позавчера мы видели ее, она стала немного прихрамывать.

— Чем же она занимается со здешней гадалкой?

— Чего не знаю, того не знаю. Видела только, что в комнатушку, о которой я вам говорила, Сычиха входит не иначе как с господином Красноруким и с мамашей Бюрет; я заметила также, что в эти дни одноглазая что-то приносит в своей корзине, а господин Краснорукий прячет какой-то сверток под плащом, но обратно они ничего не выносят.

— А что может быть в этих свертках?

— Кто его знает, но из всего этого они приготовляют какое-то зелье, так как на лестнице чувствуется запах серы, угля и расплавленного олова; а потом слышишь, что у них в комнате что-то пыхтит, пыхтит, пыхтит… словно кузнечные мехи. Ясное дело, мамаша Бюрет либо ворожит, либо колдовством занимается… Так говорит, по крайней мере, жилец с четвертого этажа, господин Сезар Брадаманти. Ну и тип, я вам доложу! Я называю его типом, по-настоящему же он итальянец, хоть и говорит по-французски, как мы с вами, только с сильным акцентом. Главное, он очень ученый: всякие лекарственные растения знает и зубы умеет рвать, и делает это не за деньги, а чтобы заслужить уважение людей. Скажем, у вас есть шесть гнилых зубов, он вырвет вам пять задаром, а плату возьмет лишь за шестой, сам об этом говорит встречным и поперечным. И не его это вина, если у вас нет шестого испорченного зуба.

— Как это великодушно с его стороны!

— Кроме того, он торгует превосходной водой: она помогает при выпадении волос, вылечивает глазные болезни, мозоли на ногах, расстройство желудка и уничтожает крыс лучше всякого мышьяка.

— И этой же водой он лечит расстройство желудка?

— Да.

— И ею же убивает крыс?

— Да, всех до единой, потому что лекарство, полезное человеку, бывает вредно животным.

— Вы правы, госпожа Пипле, я не подумал об этом.

— А вода эта очень хороша, ведь она настояна на травах, которые господин Брадаманти собрал в горах Ливана, там, где живут люди, похожие на американцев; оттуда он вывез и своего злющего коня, белого с коричневатыми пятнами. Знаете, когда господин Сезар Брадаманти, одетый в красный костюм с желтыми отворотами и в шляпе с пером, сидит в седле, стоит раскошелиться, чтобы взглянуть на него. Не в обиду будь ему сказано, он походит тогда со своей рыжей бородой на Иуду Искариота. Месяц тому назад он нанял Хромулю, сына господина Краснорукого, и одел его на манер трубадура: черная шапочка, белый воротничок и абрикосовая курточка; мальчишка бьет в барабан возле господина Сезара, чтобы привлечь к нему клиентов. И кроме того, ухаживает за пятнистым конем дантиста.

— По-моему, сын вашего главного съемщика занимает весьма скромную должность.

— Отец говорит, что мальчишка должен узнать почем фунт лиха, иначе он кончит жизнь на эшафоте. В самом деле Хромуля хитер, как обезьяна… и злюка при этом. Он не одну шутку сыграл с бедным господином Сезаром, честнейшим из людей. Подумайте только, он вылечил Альфреда от ревматизма, после чего мы оба питаем к нему слабость. А некоторые зловредные люди утверждают, сударь… но нет, от таких слов волосы встают дыбом. Альфред говорит, что, если это правда, дело могло бы обернуться каторгой.

— Скажите же, в чем тут дело?

— Не смею, язык не повернется.

— Ну так забудем об этом.

— Видите ли, честное слово, сказать такое молодому человеку…

— Не будем говорить об этом, госпожа Пипле.

— Но поскольку вы будете жить в нашем доме, лучше предупредить вас об этих сплетнях. Ведь вы можете зайти к господину Брадаманти, подружиться с ним, а стоит вам поверить таким слухам, и они помешают вашему знакомству.

— Говорите, я слушаю.

— Болтают, что когда… девушке случится сделать глупость… понимаете? И она боится последствий…

— И что же?

— Право не смею.

— Ну же!..

— Нет, к тому же это глупости…

— Скажите все-таки.

— Враки.

— Скажите, какие именно?

— Это говорят люди, завидующие пятнистому коню господина Сезара.

— Отлично, но что же они говорят, в конце концов?

— Язык не поворачивается.

— Но какое может быть отношение между девушкой, сделавшей глупость, и шарлатаном?

— Я не говорю, что это правда!

— Но, ради бога, в чем тут дело? — воскликнул Родольф, выведенный из терпения странными недомолвками г-жи Пипле.

— Послушайте, молодой человек, — продолжала привратница торжественным тоном, — дайте мне честное слово, что никогда, никому не повторите моих слов!

— Прежде чем дать вам такую клятву, я должен знать, в чем дело.

— Если я расскажу вам об этом, то не из-за шести франков, которые вы мне обещали, не из-за черносмородиновой настойки…

— Хорошо, хорошо.

— А только из-за доверия, которое вы мне внушаете.

— Пусть так.

— И чтобы оказать услугу этому бедному господину Брадаманти, оправдать его в ваших глазах.

— Ваши намерения превосходны, не сомневаюсь, итак…

— Ну вот, опять у меня язык не поворачивается. Знаете, я вам скажу это на ушко, мне будет не так стыдно… Подумать только, какой я ребенок, а?

И старуха шепотом сказала несколько слов Родольфу, который вздрогнул от омерзения.

— Но это ужасно! — воскликнул он, невольно вскакивая на ноги и чуть ли не со страхом смотря вокруг себя, словно этот дом был проклят. — Боже мой, боже мой! — прошептал он в горестном недоумении. — Так, значит, такие чудовищные преступления возможны! И эта омерзительная старуха чуть ли не равнодушно отнеслась к сделанному ею гнусному признанию.

Привратница, продолжавшая заниматься хозяйством, не услышала этих слов Родольфа.

— Такие пакости могут говорить лишь злостные сплетники, — проговорила она. — Как они смеют чернить человека, вылечившего Альфреда от ревматизма, привезшего из Ливана пятнистую лошадь, бесплатно удаляющего пять зубов из шести, имеющего аттестаты со всей Европы, который день в день вносит квартирную плату? Ей-богу, лучше умереть, чем поверить подобным россказням!