Кнут Гамсун - Женщины у колодца

— Я сейчас пойду с тобой и возьму двери.

Это серьёзное заявление смутило Оливера. Он распахнул дверь и быстро вышел:

— У меня больше нет дверей, — сознался он. — Я продал их на холме.

Всё было тихо в комнате. Столяр, вероятно, от изумления, лишился слова. Ну, и пусть он стоит там, в дверях, с разинутым ртом!

Однако, Оливер всё же не чувствовал себя спокойным. Он несколько времени бродил по улицам, прежде чем наконец решился повернуть к дому. Ведь столяр мог всё-таки надуматься и пойти к нему! Вот так хорошее отношение к калеке!

Петра показалась на улице. Она увидела его и кивнула ему головой. А, так значит у него действительно произошло что-то с Петрой! Но что бы это ни было, а всё же это значит, что она не захотела взять в мужья столяра. О, нет! Видно, она не хочет Маттиса с длинным носом! А разве он не плакал в присутствии Оливера, вместо того, чтобы держать себя, как подобает мужчине?

Оливеру вдруг пришло в голову, что он как раз мог бы опять предпринять теперь ту дальнюю поездку в лодке, которая была прервана тогда столь удивительным образом. Но, пожалуй, Иёрген не захочет дать ему опять свою лодку. Люди бывают иногда такие странные! Теперь, конечно, уже поздно собирать яйца, но он мог бы найти плавучие дрова. И притом же, кто может знать, что его ожидает? Быть может, счастье где-нибудь подстерегает его.

После обеда он снова увидел на улице Петру и она опять кивнула ему. Как странно! В последние дни он всё чаще и чаще встречал её случайно на улице. Раньше ведь он не видал её целыми неделями и даже месяцами. Впрочем, он и не старался её встретить. И теперь это было простой случайностью, которую он не искал. Но его положение изменилось: он спас судно и его имя попало в газеты. Он был одет в новый костюм и потому ответил ей на поклон, сняв свою соломенную шляпу. Но он вовсе не старался попадаться ей на глаза, этой девушке, и не выставлял себя напоказ. Нет, теперь он помышлял только о своей дальней поездке!

Снова начались между ним и матерью раздоры и однажды произошла даже серьёзная ссора. Мать спросила его:

— Ну, не должна ли я опять ходить просить подаяния?

— А мне что за дело?

— Слышал бы это твой отец, когда был жив! — сказала она, чуть не плача.

— Почему?

— Да. Он был не такой человек, чтобы сидеть, ничего не делая, в комнате. Он рано вставал и работал до поздней ночи. Притом же он был обходительным человеком.

Оливер насмешливо расхохотался. Его отец — обходительный человек? О, да! Это как раз по-женски! Когда человек умрёт и его похоронят, то женщины начинают горевать о том, кого потеряли. Оливер с детства помнил драки, происходившие между его отцом и матерью. Ого, это вовсе не были пустяки!

— Да! — продолжала мать. — Ты вон тут сидишь и свистишь себе под нос и ни о чём не думаешь! Я бы хотела знать, как ты представляешь себе, что будет дальше?

— За себя я не боюсь, — возразил он. — Боже сохрани! Я опять уеду дальше, в море. Кроме того, я подумываю о том, чтобы похлопотать о месте на маяке.

На этот раз у него не было с собой большой корзины с провизией. Но Иёрген всё же дал ему свою лодку. Он взял с собой всё нужное для рыбной ловли и кастрюлю, имея в виду ловить рыбу для собственного потребления. В течение трёх дней, которые он провёл в море, отсутствовала и его мать. Она просто ушла из дома, и когда Оливер вернулся, то нашёл дом пустым.

На этот раз счастье не особенно благоприятствовало ему. Он даже для себя не мог наловить рыбы в достаточном количестве. Дома он поставил на очаг только горшок с картофелем.

Но всё-таки он не совсем с пустыми руками вернулся домой. Он привёз с собой изрядный груз плавучих дров и, кроме того, тайком, спрятанное под мышкой, порядочное количество гагачьего пуха. А какие это были хорошие, беззаботные дни, которые он провёл там, на островах!

Наевшись картофеля, он почувствовал полное удовлетворение и пошёл назад к лодке. Он продал большую часть своего дровяного груза людям, не хотевшим торговаться с калекой, и в кармане у него опять завелись деньги.

Дни проходили. И вот, однажды вечером, явилась Петра, Оливер сначала даже не поверил своим глазам. Петра была одета в новую серую мантилью. И притом не могла же Петра придти к нему, к своему прежнему жениху, которого она бросила?

— Эй, что за визит? — воскликнул он с некоторым смущением.

— Я хотела посмотреть разок, как вы тут живёте. Где же твоя мать? — сказала она.

— Ты спрашиваешь меня, а я спрошу тебя! — отвечал он.

— Вот как! Кто же для тебя готовит?

— Кому же готовить? — уклончиво ответил он, вероятно подумав: «Что ей за дело?».

Она сидит тут, перед ним, в красивой мантилье, но он не намерен ухаживать за ней. О, нет!

— Что произошло у тебя с Маттисом? — спросил он, чтобы отделаться от неё.

— С Маттисом? Что это значит?

— Он ведь плакал из-за тебя, — сказал Оливер с насмешливой улыбкой.

— Из-за меня? Ты шутишь! Из-за меня никто не плачет.

Ну вот, теперь он как следует смутил её. Теперь она покажет себя в настоящем виде! И он ещё враждебнее взглянул на её новую мантилью.

— Отчего ты такой? — спросила она, вставая.

— Да, да. В сущности меня это не касается, — прибавил он, чтобы показать ей, как мало он интересуется её делами.

— Я читала то, что было о тебе написано в газете, — снова заговорила она.

Он должен был бы чувствовать себя польщённым, что она читала о нём, а между тем... нет! Что же такое случилось с Оливером? Он совершенно изменился, совсем стал другим, точно это был не тот же самый человек! Она совсем не понимала его теперь и пробовала разными путями подействовать на него. Наконец она спросила его, не может ли он дать ей газету? Она бы хотела прочесть ещё раз эту статью, где говорится о нём.

Оказалось, что газету он носил при себе в бумажном мешочке. Он вытащил её из кармана и подал ей.

— Ты можешь взять её с собой, — сказал он. — Но только я хочу получить её обратно.

Дня через два, под вечер, Петра снова пришла к Оливеру. Это было воскресенье, и потому она была одета ещё наряднее. Быть может, он ждал её и потому сделал некоторые приготовления к её возможному визиту: вымел пол в комнате, вытер очаг и отнёс немытые чашки и горшки наверх, в пристройку. Случай пришёл к нему на помощь. В кармане своего старого жилета он нашёл несколько мелких итальянских монет и бросил их на стол. Пусть там лежат. Можно похвастать ими. Сам он уселся за стол, чтобы подремать. Когда Петра вошла, он выпрямился и потянулся с равнодушным видом.

— Я принесла тебе назад газету, — сказала она. Она выучила наизусть эту статейку и процитировала её. Да, пусть он слышит, что о нём говорится в газете, как восхваляется его поступок! Он мог бы объехать весь мир!

— Я уже объездил его, — отвечал он, чувствуя прилив гордости.