Кнут Гамсун - Женщины у колодца

— Пойдём теперь домой, — сказал ему Оливер, — и сообщим твоим сёстрам. Это важное дело. А год пройдёт быстрее, чем ты думаешь. Что такое год? Господь один единственный раз моргнёт глазом, и вот уже год прошёл!

Он пустился в пространные рассуждения, перемешанные с бахвальством и выражениями трогательного чувства к детям.

— Да, вы, мальчуганы, в самом деле ушли вперёд, ты и Франк, — сказал он. — А теперь, если ты подождёшь кофе, то я принесу от булочника пирожное. Сегодня суббота, и тебе не надо завтра идти в кузницу.

Но у Абеля много дел и он несвободен. Он хорошенько вымылся, приоделся и снова ушёл. Этот Рейнерт целое лето торчал здесь и порядочно отравлял жизнь Абелю. Теперь он уехал, но и после его отъезда маленькая Лидия стала совсем не такая как была, и Абель не раз уходил от неё с тяжёлым сердцем. Впрочем, теперь у него на сердце легко, и маленькая Лидия тотчас же заметила, что с ним случилось что-то.

— Тебе нужно что-нибудь от меня? — спросила она.

— Во-первых, — отвечал он, — я на следующих днях беру на себя кузницу!

Затем он сразу выложил маленькой Лидии все свои планы, преувеличивая многое и не отвечая на вопросы, которые она задавала ему. Конечно, он теперь уже сделался подмастерьем, учёным подмастерьем, и в этом, и в будущем году может делать что угодно. Его отец сказал ему, что он должен уже позаботиться об очаге и жилище...

— Тут нет ничего такого, над чем можно смеяться, как гусыня! — проговорил он обиженно.

— Нет, — отвечала она уступчиво. — Но всё же он совсем неблагоразумен. Ведь он даже не конфирмован, или как?

— На это я тебе не буду отвечать! — сказал он.

Бог мой, что только он болтает! Её мать всякий раз смеётся, когда видит его. Сколько же ему лет?

— Двадцать три года и три месяца, — твёрдо заявил Абель с таким видом, как будто он и сам верил своим словам.

Тут уж маленькая Лидия не выдержала и громко расхохоталась.

— Сколько? — говоришь ты. — Храни меня Бог от тебя, Абель!

— Ты только умеешь смеяться! А тебе-то самой сколько лет? Ты об этом не думаешь? — обиженно сказал он.

Маленькая Лидия в самом деле не хотела, чтобы её принимали за маленькую девочку. Она получила работу для модного магазина Ионсена и давно уже носила длинные платья.

— Сколько мне лет? — повторила она. — Зачем ты спрашиваешь? Я больше не хочу стоять здесь и слушать тебя.

— Ну, конечно! Ты хочешь слушать только Рейнерта. Но этому должен быть положен конец. Я не могу поверить, маленькая Лидия, чтобы он тебя интересовал!

— Меня? Моя мать говорит, что он красив.

— Он просто шалопай! Я его раздавлю, как букашку, если он снова придёт сюда! Понимаешь? — вскричал Абель, вспыхивая.

— Я должна идти в дом, — сказала она.

— Раздавлю вот этими моими ногтями! — Он потрясал, вне себя, кулаками. — Я достаточно взрослый для этого. Вот увидишь!

По-видимому она поняла, что он уже не владеет собой, и поэтому стала сговорчивее. Он говорил ей, что дольше ждать не может, и голос его при этом дрожал и имел какой-то чуждый оттенок. Тогда она ответила ему серьёзно, пожалуй, даже слишком серьёзно для её детских лет:

— Да, но я не могу сказать, что я тебя люблю.

Он недоверчиво улыбнулся. Всё-таки она его любит! И он стал развивать ей свои планы. Может быть, они могли бы поселиться у кузнеца? У него есть наверху каморка, выкрашенная голубой краской и с красивыми деревянными панелями. Наверное кузнец хочет отдать её ему. Там Абель поселится с ней, и тогда больше не будет шататься тут во время вакаций этот пустоголовый франт в коротких штанишках! Жизнь станет совсем другая... И он стал распространяться о преимуществах и выгодах такой жизни. Маленькая Лидия сначала слушала его, ничего не возражая, но потом закрыла глаза и наконец вскочила, повернулась и ушла. Больше она не выходила.

Абель подождал несколько минут. Он в течение своей жизни должен был уже привыкнуть к некорректному обращению маленькой Лидии. И на этот раз она поступила с ним не хуже, чем обыкновенно. Но когда он уже приготовился уйти, то увидал, что маленькая Лидия приотворила дверь и выглядывает оттуда. Очевидно, она не могла дольше выдержать в комнате.

— Я вижу тебя, — сказал он. — Ты можешь выйти.

Он расстегнул свою куртку и ударил себя в грудь, но сделал это лишь с тою целью, чтобы она заметила у него часовую цепочку, хотя никаких часов у него не было. А она с самым невинным видом спросила:

— Как? Ты всё ещё здесь стоишь?

— Да, — отвечал он хладнокровно. — Я тебя поджидал.

Хитрая маленькая Лидия взяла охапку щепок и понесла. Она сделала это нарочно, чтобы помешать ему разговаривать с ней. Тогда он сказал ей развязным тоном, играя своей цепочкой:

— Раз ты этого хочешь, маленькая Лидия, то я вернусь через полчаса.

В сущности, ему не о чем было говорить с нею, но он хотел находиться возле неё, только это и было нужно ему! Когда он вернулся, то застал её дома одну. Родители её улеглись спать, а сёстры куда-то вышли, так как это была суббота. Маленькая Лидия шила и была чрезвычайно прилежна. Он заметил ей, что они, кажется, расстались не совсем дружеским образом, но она спокойно отрицала это и попросила его не трогать своими пальцами её белых лент.

Если она будет говорить с ним и дальше в таком тоне, то он не далеко уйдёт и в этот вечер. Что ж удивительного, что он начал сердиться и на её замечание относительно белых лент воскликнул:

— Ах, не будь такая! Я уже раньше имел в руках тончайшие ткани и бархат. Впрочем, моим рукам тут действительно нечего делать...

Он ошибся, рассчитывая, что она будет тронута и ласково заговорит с ним, быть может, даже бросится к нему на шею. Ничего подобного! Она продолжала усердно работать. Наконец, он не выдержал и несмотря на множество иголок, которые были заколоты у неё на груди, он обнял её и стал целовать. Она не противилась, хотя несколько раз вскрикивала: «Да ты с ума сошёл! Что тебе надо?». Но ведь это случилось с ними уже не в первый раз.

Однако потом Абель чувствовал себя не совсем приятно. Он пробовал смеяться, обратить всё в шутку, но это ему не удавалось. Маленькая Лидия быстро пригладила волосы, поправила воротничок, съехавший на сторону, и снова взялась за платье. Она молчала и очевидно чувствовала себя оскорблённой.

— Я не хочу, чтоб ты меня целовал! — сказала она вдруг.

— Нет?

— Нет! Ни за что!

— Да разве я тебя целовал! — сказал он, напуская на себя развязность. Но это не помогало и он снова стал уверять её, что она должна взять его — его и никого другого — и что во время вакаций он не будет отпускать её никуда.

— Молчи же, наконец! — сказала она.

— Завтра же я иду и покупаю очаг, — решил он. — У Ионсена валяются во дворе два очага. Я возьму один из них и вычищу его от ржавчины. Да, да, я сделаю это завтра же!