Александр Казбеги - Отцеубийца

Иаго подошел к двери. Бесшумнее ветерка скользнул он на балкон и припал к дверному косяку. Ему хотелось узнать, о чем там говорят, или, по крайней мере, кто так поздно засиделся у дяди Нуну. Но слова не долетали до его слуха, а окно было так высоко, что заглянуть в него было невозможно. Он спустился во двор, обошел вокруг дома, взобрался по лестнице на плоскую крышу, нашел там отверстие, которое часто делается в мохевских домах, и заглянул вниз. Его глазам представился пиршественный стол, за ним сидели хозяин дома, его жена и двое чужих, которых Иаго знал очень хорошо, так как они были из одного с ним села. Как видно, они кончили ужин и пили последний тост.

Зачем эти люди в доме Нуну? – вот что хотел узнать Иаго.

– Да благословит бог начатое нами дело! – вдруг услышал Иаго голос одного из гостей. И вскоре несчастный влюбленный понял, что речь шла о замужестве Нуну.

Значит, обручили Нуну! – с тоской подумал Иаго.

– Не забудьте же про выкуп! – напутствовал госте Онисе.

– Нет, как можно забыть! – ответили гости.

– А не забудете, так и я в долгу у вас не останусь, бог свидетель! – сказала Махия.

– Спасибо, Махия, дай тебе бог! Уж чего же нам больше! – ластились к ней гости, у которых заплетались языки от хмеля.

– А то вы ведь хорошо знаете Иаго, – не унималась Махия, – и отвагой своей, и работой он в Хави каждому известен, и он просил нас отдать за него Нуну, а мы только из любви к вам ему отказали.

– А кто такой Иаго? – обиженно возразил один из гостей. – Он – крепостной своего барина, только и всего… Ни земли, ни двора, ни дома у него нет!.. Будь он достойным человеком, не снес бы отцовского дома.

– То-то и есть, что не снес бы, ей-богу! – воскликнул Онисе и добавил: – Да и выкуп разве смог бы он уплатить?

Как стрелы, впивались в сердце Иаго эти слова, они ему напоминали о прошлом. Мать его, когда-то вольная, была вероломно продана одному феодалу. Отец погиб в борьбе за отчизну. Овдовевшая, беззащитная мать несправедливо была записана крепостной. Иаго горько задумался. Когда-то прославленный свободолюбивый род его был теперь в рабской зависимости от грубой силы, и его же, Иаго, упрекают, как будто в этом его вина!.. Только случай спас его соседей от подобной же участи, и только случайно называются они свободными государственными крестьянами. Отчего же они так жестоко осуждают теперь проступок Иаго?

Тем обидней звучали слова Онисе и его гостей, что и положение тоже было незавидным. Название свободный крестьянин давно потеряло всякий смысл.

Тогда почему же Иаго лишен счастья, на которое имеет право всякое создание на земле?

Только потому, что он родился в рабстве?

Разве Иаго сам виноват в этом?

Все эти мысли стремительно нахлынули на Иаго, голова затуманилась от обиды и боли.

Он решил уйти, и оторвался от крыши. И вдруг его неудержимо повлекло к Нуну: увидеть ее, услышать от нее самой, что она о нем думает, заглянуть ей в глаза и самом убедиться во всем.

Должно быть, и она думает, как все… – вздохнул Иаго и хотел было спуститься, но, дойдя до края террасы, быстро взобрался обратно к тому отверстию в крыше, откуда мог увидеть свою возлюбленную.

Он нагнулся и разглядел печально склоненную фигуру Нуну. По всему ее облику было видно, как много пережила она за эти часы. Сердце Иаго бурно забилось от боли и сочувствия к ней. Он не мог ей помочь, он даже не мог сказать ей слов утешения из своей засады, хотя, кто знает, возможно, что и наедине с ней не сумел бы вымолвить ни слова.

Вдруг Иаго нащупал камешек и, нацелившись, бросил его вниз. Камешек упал прямо на колени к Нуну. Девушка вздрогнула, вскочила и подняла голову. В отверстии потолка она увидела Иаго, который глядел на нее пылающими глазами. Девушка улыбнулась ему.

Несколько мгновений смотрели они так друг на друга, и оба поняли: они созданы только друг для друга и жить в разлуке им невозможно!

Иаго не выдержал и дрожащим голосом тихо спросил:

– Ты придешь на луг?

– Я же тебе обещала, – прошептала Нуну в ответ.

– Истаял я, ожидая тебя!

– А что я могу сделать? У нас гости, и никто еще не ложился!

– Значит, ждать тебя? – спросил Иаго, хотя он все равно остался бы на лугу, если бы даже Нуну не обещала притти к нему.

– Как хочешь! – коротко ответила Нуну и повела плечом, как бы удивляясь его вопросу.

Вошла Махия. Она проводила гостей и собиралась лечь спать. Нуну и Иаго замолкли.

– Ты что сидишь, не идешь спать? – спросила Махия.

– Ты сама еще не легла, не могу же я лечь раньше тебя, – тихо ответила ей Нуну.

– Стели постели, пора спать.

Нуну охотно повиновалась, расстелила постели и уложила всех.

Потом засыпала золой угли в очаге, погасила лучины и сама легла, не раздеваясь.

Ночь близилась к концу, и она надеялась, что все скоро заснут. Каково же было ее удивление, когда Махия ее окликнула:

– Нуну, ты заснула?

Нуну ничего не ответила и притворилась крепко спящей.

– Нуну, ты не слышишь?

Девушка молчала.

– Что за сон на тебя навалился, да что это с тобой?… Нуну!.. – громко, позвала Махия.

– Что? – сердито отозвалась Нуну.

– Пододвинь ко мне поближе свой тюфяк, хочу тебе что-то сказать.

– Махия, спать хочется, разговаривать некогда, скоро рассвет, – ответила Нуну и, перевернувшись на другой бок, принялась громко храпеть.

– Слышишь, придвинься, я тебе что-то скажу!

Нуну решила ни слова не отвечать так не вовремя разошедшейся тетке и отделаться от нее во что бы то ни стало.

– Нуну!.. Девка!.. Чтобы святой Гиваргий навеки тебя усыпил, если уж ты такая хорошая!.. Не слышишь, что ли? – сердилась Махия, но Нуну упорно отмалчивалась.

Махия хотела было встать, но лень одолела ее, и она наконец уснула.

Нуну долго лежала неподвижно и прислушивалась. Наконец осторожно встала, подошла к двери и открыла ее. Иаго ждал ее с нетерпением тут же, возле дома, и крепко обнял, едва она ступила на порог.

Мохевская девушка готовилась поговорить со своим возлюбленным, ей казалось, что для этого ей целого века не хватит, а теперь стояла она молча, опустив голову, вся зардевшись, и не могла вымолвить ни слова. Иаго глядел на нее, свою желанную, и чувствовал, как крепко они любят друг друга, и знал, что она пойдет на все ради этого несказанного блаженства.

Это мгновение было так сладко для Иаго, что он не совладал со своим волнением, позабыл даже об осторожности.

Он медленно наклонился к Нуну и приблизил лицо к ее пылающему лицу. Оно одурманивало, пьянило его. Еще ниже наклонился он к девушке, прядь ее волос, колеблемая утренним ветерком, ласково коснулась его щеки. Дрожь прошла по нему. Он обезумел, исступленно приник к ее лицу сухими губами и стал целовать.

Потом обхватил ее, как ребенка, поднял на руки и в несколько прыжков добежал с нею до луга.