Кнут Гамсун - Август

— Стоп, Август, не спеши! Твоё счастье, что ты в это веришь, но ни один из тех, кого ты назвал, не пожелает купить твои акции!

— Ты только послушай, Эдеварт, выходит, и я сам тоже не куплю?

— Ну, пожелать ты, может, и пожелаешь, — заметила Поулине, — но вот смочь не сможешь.

Неужели даже столь весомый удар не заставил его призадуматься? Какое там! Конечно, он получил такую оплеуху, что даже голова у него поникла, но он не стал скрежетать зубами, а, напротив, промолвил с подчёркнутым дружелюбием:

— Сдаётся мне, Поулине, ты ни разу не задумывалась над тем, что я могу, а чего нет.

Но Поулине в своём ожесточении продолжала наносить удары один за другим: например, она поставила здоровенный знак вопроса против цифры «пять тысяч». Может ли он ими распоряжаться? Нет, дорогой мой Август, это ещё неизвестно. Всё зависит от того, за сколько ссуд, полученных разными людьми, ему придётся отвечать. Так что не спеши, Август!

— Ну ладно! — Услышав такие слова, Август выпрямился, к нему вернулось присутствие духа, и он сказал с превеликой беззаботностью: — Ну ладно, но раз такое дело, тогда и староста Йоаким, и Каролус, и все остальные должны возместить мне мою долю расходов на невод. Вот и деньги появятся!

Поулине:

— Я смотрю, ты хочешь пустить на ветер каждый грош, который заработаешь, чтоб тебе самому ничего не осталось. Ты, случайно, не спятил?

— Не люблю держать деньги в сундуке! На кой мне они?

— Ну, к примеру, чтоб было на что похоронить по-христиански!

За эти несколько дней Август почти выздоровел, стал, как и прежде, общительным и дерзким, плевать он хотел на христианство, поэтому он надменно отвечает Поулине:

— Я не собираюсь ложиться в землю, я хочу, чтоб меня сожгли.

Поулине в ужасе ловит ртом воздух. Ей доводилось слышать, как Йоаким читал в своих газетах о сжигании покойников и о множестве других безбожных выдумок. Эта мысль вызывает у неё содрогание, она и думать не желает про людей, которые губят таким образом свою бессмертную душу.

— Тебе этого не понять, — говорит Август, — а я это знаю по Индии, там покойников сжигают, но индусы не становятся от того менее блаженными.

Поулине обращается к старшему брату:

— Просто стыд и срам слушать такие речи! Можно подумать, что он сам приехал из Индии!

— Отчего ж, можно и подумать, — откликается Август. — Я приехал и оттуда, и отсюда, я приехал изо всех мест, которые есть на земле, и таким останусь. А что до Индии, то я и там побывал, меня отлично знает и Великий Могол, и все его принцессы, можешь не сомневаться! У меня до сих пор стоят десять, а то и все шестнадцать чемоданов и сундуков во дворце, и ключи от них у меня!

— Помолчал бы ты, Август! — в полном отчаянии восклицает она, чуть не плача от беспомощности и гнева. — Ну что ты за человек, если можешь так врать?! Вот что я хотела бы тебя спросить! Или ты не человек, а злой дух, про которого мы читали, как он вселился в стадо свиней. Но теперь я хочу каждому, кто придёт ко мне, выплатить его деньги, которые он пожелает получить за свои акции. Уж можешь мне поверить! А когда я выплачу всем до единого, не останется никаких акций и никакого банка. Ты понял? Никакого банка. Я разорю тебя дотла за твои дурацкие речи и за комедию, которую ты тут с нами разыгрываешь. Можешь тогда жить за счёт селения, меня это больше не касается. Тебе наверняка придётся жить за его счёт, но я из-за этого плакать не стану, с какой стати, и не надейся даже!

Поулине бежит прочь, она растеряна и возмущена, на лице у неё какое-то дикое выражение, и вообще она не похожа на себя. Дверь так и остаётся стоять настежь.

— Совсем спятила, — говорит Август. Однако немного погодя он просит Эдеварта сходить и посмотреть, не случилось ли с ней чего.

Удача — больше, чем можно было ожидать, и больше, чем заслужено: на пути от Сеньи домой рыбаки заперли косяк. Не такой уж и большой, но, учитывая тяжёлые времена, очень даже ничего, словом — удача. Рыбаки как раз обошли Фуглё и взяли курс на Поллен, когда это произошло. И они вернулись, потому что их словно окликнула сзади стая чаек, которые громко кричали и кружились в воздухе.

Вот так нежданно-негаданно может прийти счастье.

Радостная весть долетела до Поллена уже вечером, принесла в дома счастье и веселье, настроение у людей заметно улучшилось, миновали невзгоды, снова надвигалась пора великого процветания. Новая загородь — сельдь и деньги! Даже Теодорова Рагна перестала рассуждать о божественном и опять начала выходить на люди в пальто, хотя погода стояла тёплая и дело повернуло на весну. Впрочем, бедная Рагна, возможно, потому и куталась в пальто, чтобы скрыть от людей, как она отощала.

Август весь раздувался от гордости: «Ну, что я вам говорил?! Есть же сельдь в море!» Он разослал повсюду телеграммы и оповестил о запертом косяке, одно время он ниже вынашивал смелый план: сбывать сельдь в те дальние страны, где его знают. Прознав, однако, до чего мал этот косяк, решительно не стоивший того, чтобы поднимать такой шум, он тем не менее не растерялся, и вот по какой причине: оно и хорошо, что заперли так мало, большой косяк потребовал бы много лодок, и строительство фабрики отошло бы на задний план. Именно потому, что он вынашивал не одну идею, а превеликое множество, можно было с лёгкостью заменить ту, которая рухнула, на другую, более реальную.

Конечно, не обошлось без некоторых трений с владельцами судов, приехавшими скупать улов: Йоаким ничего не пожелал продавать, а Йоаким, надо сказать, был не просто хозяином невода, но и старостой, он не потерял голову от везения, напротив, он отлично помнил, какая нужда царит в родном селении, помнил он и разбойничьи выходки некоторых полленцев, он поставил загородь ради общины, ради Поллена. Против этого трудно было возразить, но покупатели, созванные телеграммой Августа, чувствовали себя одураченными.

— Зря ты отправлял им телеграмму, у меня теперь нелады с этими парнями, — сказал ему Йоаким.

Август готов был сам с ними объясниться.

— Пошли их ко мне, — сказал он.

Они пришли оба. Это оказались старые знакомые: банковские акционеры — хозяин невода Иверсен, который вышел в плавание со своим снаряжением, но запереть ничего не сумел, а потому и решил скупить чужой улов, а второй, тоже старый знакомец, был Людер Мильде, хозяин яхты «Роза», который вообще пришёл с грузом пустых бочек, для засолки, значит. Хозяин самого роскошного дома в Поллене, Габриэльсен, тоже присоединился к ним, просто так, за компанию, а те двое с места в карьер начали жаловаться, что их провели и с чего это Август дал телеграмму о большом улове, когда там и всего-то есть, что на ближайшие несколько дней.

Да, согласился Август, не по его, Августа, воле им не достанется сельди. Господи, Боже ты мой, он слишком долго пребывал во мраке, а потому и предался теперь необузданной радости при виде добрых друзей и знакомцев. Им следует узнать, через какие испытания он прошёл, он вообще теперь обратился к Богу.