Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу

— Не сняли ли вы этой фотографии с меня в поезде? Я никогда не видал её раньше. Дайте мне взглянуть на неё ещё раз.

Он медлил.

— Разве это не ваша фотография? — спросил он.

— Будьте так любезны, позвольте мне взглянуть на неё ещё раз. Это была любительская фотография, мне даже показалось, что я узнал платье, тот самый костюм, который был на мне одет.

Он решительно протянул мне портрет и сказал:

— Конечно, это то самое платье, которое теперь на вас надето. Я снял с вас фотографию в поезде. Так я всегда делаю, когда слежу за кем-нибудь. Теперь вы видите сами, что я не спутал вас с другим лицом.

Раз он повернул дело так, то это казалось правдоподобным, и на мгновение я растерялся. Если этому человеку вздумается арестовать меня, то всё наше путешествие будет расстроено; Бог знает, каким неприятностям я мог бы подвергнуться в этой стране, где я не мог защищаться. Я несколько упал духом и сказал:

— При других обстоятельствах для меня было бы удовольствием быть арестованным и пережить маленькое приключение во время моего путешествия. Но теперь это не входит в мои расчёты, я не один.

— Я очень сожалею, — ответил он. — Я искренно желаю не доставлять неприятностей ни вам, ни вашей спутнице.

Тут я призадумался не на шутку.

— Куда же вы отправите меня в таком случае? — спросил я.

Он ответил:

— Я доставлю вас обратно во Владикавказ.

Тогда я спросил опять:

— Вы арестуете нас обоих?

— Нет, только вас, — ответил он.

Ехать назад через горы! Против поездки я ничего не имел, поездка сама не пугала меня; но наше путешествие на Восток было бы окончательно расстроено.

— А вы не могли бы отправить меня в Тифлис? — спросил я. — Тифлис находится на нашем пути, в Баку мы могли бы обратиться к нашему консулу, который сейчас же выяснил бы это маленькое недоразумение.

Офицер стал обдумывать мои слова.

— Чтобы помочь вам поскорее избавиться от неприятностей, я отправлю вас в Тифлис, — сказал он.

— Я вам очень благодарен за это, — ответил я.

Мы оба замолчали и задумались. Наконец он встал, поклонился и сказал:

— До нашего отъезда вы можете идти куда угодно.

Я не мог отделаться от своих подозрений и сказал:

— Почему вы сначала сказали, что хотите отправить меня во Владикавказ?

— Сначала во Владикавказ, — ответил он несколько нетерпеливо. — Да, я хотел отправить вас сначала во Владикавказ. Так было бы удобнее для вас. Ведь вы, собственно, должны ехать в Петербург.

— Ах!

— А если я согласился везти вас в Тифлис, то лишь только для того, чтобы пойти навстречу вашему личному желанию. Но это противоречит моим предписаниям.

— Покажите мне ваши бумаги, — сказал я вдруг.

Он улыбнулся и вынул из кармана большой документ с печатями, который и разложил передо мной. Бумага была написана по-русски, так что я ничего не понял. Но офицер указывал на разные места документа, объясняя, что тут стоит его имя, тут стоит, что он полицейский чиновник, а тут стоит, что всюду, куда бы он ни явился, местная полиция должна оказывать ему содействие.

Больше мне ничего не оставалось делать, как удалиться и молчать.

— Так вы разрешаете мне спуститься вниз и сообщить моей спутнице об этом перерыве в нашем путешествии? — спросил я.

— Как раз об этом-то я и думаю в настоящую минуту, — ответил он, помолчав немного. — И главным образом меня этот вопрос занимает именно ради вашей спутницы. Поймите меня, о вас я также думаю. Это будет очень неприятно для вас обоих.

— Дайте нам доехать только до Тифлиса, и тогда всё выяснится!

— Мне очень не хотелось бы разочаровывать вас, — ответил он, — но я должен предупредить вас, что разъяснение всего этого потребует много времени.

— Но я не сделал ничего дурного, решительно ничего! — воскликнул я.

— Само собой разумеется. Я верю вам. Но, чтобы доказать это, потребуется много времени и много неприятных хлопот. Верьте мне.

И в этом отношении я верил ему. На меня напало уныние, и я пристально смотрел в землю и думал.

— Впрочем, есть выход, — сказал он. — Я считаю своим долгом указать вам на это.

— Так есть выход?

— Должен быть выход, При некотором желании с обеих сторон.

— Каким образом?

— Ведь мы, русские, люди не злые, — сказал он. — Иногда мы стараемся как-нибудь поладить друг с другом.

Я пристально посмотрел на офицера.

— Так не могу ли я поладить с вами? — спросил я.

Он пожал плечами и сделал жест рукой, присущий евреям.

— Выход есть. Намёк на выход.

Тут я вдруг почувствовал себя спасённым и разразился хохотом. Я похлопал его по плечу и сказал:

— Вы великолепны! Вы прямо сокровище! Как мне расплатиться с вами за эту получасовую беседу?

Он стоял с достоинством и позволил мне хлопать себя по плечу.

— Такие выходки мне приходилось видеть со стороны многих, — сказал он. — Я против них ничего не имею. Ведь это приносит людям облегчение.

— А теперь извините меня, но я ухожу, — сказал я. — Прошу вас также простить меня, если я буду продолжать своё путешествие в Тифлис в нашей собственной коляске и без вас.

— Против этого я также ничего не имею, — ответил он. — Но вы должны быть готовы к тому, что на каждой станции, где вы будете отдыхать, я также буду отдыхать. Сегодня вечером вы будете в Ананури, и я там также буду.

— Добро пожаловать! — сказал я и ушёл.

Конечно, он не приедет туда. Он вовсе не полицейский чиновник, это просто жалкий шарлатан, который хотел выжать из меня денег. Он побывал в Пятигорске и там проиграл все свои деньги, а теперь попал в глубь Кавказа и не может никуда дальше двинуться, он сел на мель.

Я решил просто забыть о нём и ни слова не сказал своей жене об этом человеке.

Мы покинули Млеты.

Теперь мы ехали вдоль другой реки, Арагвы. Она такая же большая и такая же красивая, как и Терек, и мы всё время видим её. Горы, как и по другую сторону, в три-четыре тысячи метров вышиной, некоторые голые, покрытые лишь зелёной травой до самых облаков, другие покрыты густой порослью до самой вершины. Из бедной флоры вдоль дороги нам встречаются герань, горчица и жёлтый просвирняк. Все растения совершенно покрыты известковой пылью. Человеческие жилища здесь такие же, как и по ту сторону гор, и здесь так же мы проезжаем мимо пастухов, стад и рабочих, занятых исправлением шоссе. Сильно пылит, солнце печёт нестерпимо; вся спина Корнея усеяна мухами.

Мы подъезжаем к двухэтажному каменному дому в немецком стиле, в нашем германском; у дома находится выкрашенный в белый и чёрный цвет шлагбаум, который лежит поперёк дороги: здесь русские власти взимают дорожную подать. Корней предъявляет свою квитанцию, указывающую на то, что он уплатил эту подать уже во Владикавказе. Шлагбаум поднимается, и мы проезжаем.