Эрнст Юнгер - Годы оккупации

Можно, например, насаждать сорняки, сорта, которые легче будет полоть. Это значит, выбрать из двух зол меньшее; такой выбор существует и в социальной, политической и моральной сфере, а также в лекарском искусстве, где, например, можно заменить одно стимулирующее средство другим, менее опасным. Расчет может и не оправдаться, как это случилось с попыткой лечить от морфинизма кокаином.

Но есть также и такое тайное средство, которое никогда не обманет, оно заключается в облагораживании почвы. Из чистой садовой земли без труда выдергиваются сныть, пырей, желтушник и прочие враги огородника. В этом теория среды обнаруживает свою положительную сторону.

Провоцирующий вызов и ответная реплика. Их чередование, как взмах маятника, входит в число главных мотивов истории; за каждым взмахом следует обратное движение, за всяким нарушением меры — корректирующая поправка.

После 1918 года Германия оказалась в роли провоцируемой стороны, и Гитлер присвоил себя должность ее защитника, взял себе право сделать ответную реплику. По свойству своего характера он, начав с ответа, перешел к безудержной провокации, напрашиваясь этим вызовом на весомую ответную реакцию. Его наследие — это то положение, в котором мы оказались. Хорошие исходные условия превратились в свою противоположность. Нечто подобное случается в шахматной игре, когда игрок слишком быстро развивает сильные фигуры; воля игрока сильнее его соображений, она одерживает верх над его рассудком, оценкой возможностей. В шахматы нужно играть, крепко сев на свои ладони. Надо бы, как в России, обучать этой игре в школах.

Гитлер как-то похвалялся тем, что делает «политику с ледяной холодностью», это была его иллюзия. В начале своего пути он лучше себя понимал, тогда он назвался «барабанщиком». Я слишком плохо знаю его историю, чтобы определить, когда он начал претендовать на ведущее положение. Вероятно, это произошло уже в крепости, после Мюнхенского путча. Но тут, очевидно, сыграли роль и объективные обстоятельства — отсутствие политических сил, которые могли бы ему противостоять или руководить его деятельностью, поскольку ни справа, ни слева, ни среди своих сторонников, ни в правительстве он не встретил превосходящей его воли.

Сегодня он неизбежно считается чистой воды провокатором. Это суждение со временем войдет в соответствующие границы. Спор о нем приведет к его истокам. Его успех был бы необъясним без той ответной реплики, которая прозвучала благодаря ему и была одобрена большой частью народа.

Я почти не знал этого имени, когда впервые увидел его во время одного из ранних выступлений в мюнхенском цирке. У барабанщика обязательно должен быть генерал. Примерно тогда же или немного позднее я, кажется, навещал Людендорфа в одном из пригородов Мюнхена. Я уже читал его воспоминания и многого ожидал от этой встречи. Его имя было связано с последними значительными попытками 1918-го года повернуть ход судьбоносных событий в нашу пользу, с нашими упованиями. Тогда я думал, что поражение произошло из-за того, что нам не удалось дотянуть несколько жалких километров, которые еще отделяли нас от Кале. Сегодня, после завоевания и сдачи огромных территорий, я понимаю, что я заблуждался и только понапрасну растравлял себя ненужным самобичеванием.

Пригород Мюнхена назывался Зольн. Судя по тому, как мне вспоминаются эти события, я прихожу к заключению, что я помню их уже как сон. Это была одна из тех встреч, какие потом не раз повторялись: тебе кажется, что ты знаешь или по крайней мере можешь предполагать на основании исторических примеров, как должен выглядеть монарх, демократ, революционер, консерватор, полководец, поэт, а при виде вошедшего испытываешь разочарование. В этом случае я представлял себе фигуру хотя бы вроде Мак-Магона.(Мак-Магон (Mac-Mahon) Мари-Эдм-Патрис-Морис — французский маршал 1808–1893, в 1873–1879 гг. — президент Французской Республики) Как личность он произвел на меня приятное впечатление, в нем чувствовалось достоинство. Но он тотчас же завел разговор о масонах и уже не сворачивал с этой темы, он процитировал слова Гёте в связи со сражением при Вальми о том, что отныне мировая история поменяла свое содержание. Они служат примером удивительной прозорливости, гениального суждения, которое по первым росткам уже угадывает габитус будущего растения. Людендорф же объяснял это иначе: «Откуда он это узнал? Он знал это, потому что был масоном. Он узнал это от Робеспьера и других масонов, которые засели в Париже». Вероятно, я посмотрел на него с удивлением, потому что он сказал: «Вы, может быть, считаете, что я помешан на масонах. Но когда вы поглубже вникните в эти вещи, то поймете их подоплеку».

Нечто подобное я пережил и с добровольческим движением, [140] После Первой мировой войны в разных частях Германии было довольно много так называемых «фрайкоров» (добровольческих корпусов), которые взяли на себя задачи борьбы с большевистской опасностью. Добровольцев организовывали наиболее энергичные командиры рейхсвера и кригсмарине. В среде добровольцев были не только авантюристы и ландскнехты, но и много политических идеалистов, среди них оказался и Юнгер. После 1923 г. добровольческое движение постепенно сошло на нет под влиянием республиканских властей. о котором я имел идеализированное представление. Отечество было повержено, как после 1806 года. В те времена в добровольческие отряды стекалась восторженная молодежь, готовая вопреки бессильному правительству бороться с превосходящей силой противника, под властью которого тогда находилась Европа. Тогда хватило нескольких лет, чтобы освободиться. При сравнении наше положение было лучше, чем тогда. Я обратился к Росбаху, который после возвращения из Прибалтики руководил таким незаконным объединением. Я жил в Лейпциге, и мне сразу же было поручено возглавить Саксонское отделение. Там оказалась группа, собиравшаяся в комнате, расположенной за табачной лавкой. Никакого воодушевления там не чувствовались, дела сразу же приняли неприятный оборот. Я работал в Зоологическом институте; иногда, когда я анатомировал спрута, ко мне заглядывал педель(Школьный сторож.) и вызывал меня в коридор. Там меня поджидал Росбах, [141] Росбах Герхард — один из самых известных командиров фрайкоров у которого вышли общественные деньги. Мне приходилось выручать его, разумеется, из собственного кармана. Эти люди что-то не очень походили на охотников Лютцова [142] Егери Лютцова (Lützowsche Jäger) — добровольческий отряд, участвовавший в освободительной войне против Наполеона в 1813–1814 гг., названный по имени его командира, прусского офицера Адольфа Лютцова (1782–1834) или тугендбундовцев; [143] Тугендбунд (нем. «Союз добродетели» — общество, образованное в 1808 г., ставившее себе целью воспитание юношества в духе немецкого патриотизма) даже Занда, убившего Коцебу, представляешь себе несколько иначе. Один был замешан в политическом убийстве по распоряжению тайного судилища; другой участвовал в террористической деятельности, взрывая дома в Верхней Силезии, третий работал в Бреслау(Вроцлав — город в Силезии) редактором националистического еженедельника, участвовал в каких-то темных делах и сейчас скрывался от полиции. Через месяц я добился того, что Росбах освободил меня от этой должности, и я наконец-то свободно вздохнул. Кажется, ему и самому все это было не по душе, так как он распустил военное добровольческое объединение и основал объединение наподобие «Вандерфогеля»,(«Перелетные птицы» (нем. Wandervogel) — организованное в 1901 г. Карлом Фишером объединение любителей природы, туристических походов и народных песен.)6вместе они ходили в туристские походы.